Каникулы всегда пролетают с неприличной скоростью, а каникулы, которые итальянка провела на родине спустя целый год разлуки, пролетели еще более нещадно и быстро. Всего несколько часов назад она еще сидела в самолете до Сан-Франциско, всматриваясь в круглое стекло иллюминатора и ловя себя на абсолютно детской мысли о том, что было бы здорово шагнуть в простор и прогуляться по облакам, через которые, словно через воздушные невесомые сливки, проплывал самолет. Глядя на различные узоры поверхности Земли, которая с высота полета казалась изрезанной на многочисленные разноцветные плиты, девушка думала о том, как интересно устроены человеческие чувства: ты можешь не скучать по своим родным весь год, просто привыкнув к их отсутствию, но, после встречи с ними, в день прощания, тебя будет ломать так, словно отыгрываясь за все предыдущее время, что ты не вспоминал о них. Она думала и о маленьком Вильяме, который с уездом сестры вновь остался практически в одиночестве – родители, вечно занятые своими делами, мало думали о своем сыне, точно так же, как когда-то не считали нужным одарять должным вниманием свою дочь. Всего несколько часов назад, сидя в самолете который уносил ее по воздуху в сторону Калифорнии, она мечтала о том, чтобы поскорее добраться до места, чтобы поскорее начался учебный год, который помог бы ей справиться с тоской. Но это было несколько часов назад…

…а сейчас Эстель, оставив мысли о родителях и братишке все в том же самолете, прогуливалась по окрестностям университета, улыбалась знакомым лицам уже прибывших студентов и молила создателя о том, чтобы этот вечер длился вечность – мысль о предстоящей с завтрашнего дня учебе напрягала и разыгрывала всю страсть лени внутри. Вливаться в учебную колею после разнеженных каникул всегда сложно, и даже практически невыносимо – соскрябать свою тушку с кровати утром первого сентября и потащить ее в университет стоило огромных усилий, которыми Либерти, к сожалению, не обладала. Бело-черной завистью завидуя ботанам, для которых приползти в универ раньше всех и впитывать, как губка всю ту информацию, грузящую мозг, которые дают преподы, составляет смысл жизни, итальянка добрела до местного кафе. На удивление, народу здесь было куда больше, чем она ожидала увидеть. И все, к ее грандиозному разочарованию, сидели либо парочками, либо целыми компаниями. Лишь спустя несколько минут голубой взгляд ухватился за столик, за которым,  в полном одиночестве, восседал мужчина.

- Не угостишь даму сигареткой? – улыбаясь, спросила Эстель, брякаясь на стул напротив мужчины. Его компанией была чашка кофе, да ментоловые слимсы, которые в использовании особью мужского пола были громкокрикливыми. Она прервала их идиллию? Возможно. Но если она помешала – они сами ей об этом скажут. Лишние вопросы нам ни к чему.

Она видела его всего пару секунд, но уже поняла его сущность – по манере держать в пальцах сигарету, по манере протягивать пачку, по манере курить, да даже по взгляду, который не выразил ровно никакой заинтересованности в сторону очаровательной девушки, что только что подсела к нему за столик. Собственно, ее этот факт ни на йоту ни огорчил – объект мужского пола, которые были нацелены на противоположный пол, в округе хватало, так что помереть от голода ей явно не грозило, а значит и строить обиженные мордашки в сторону незнакомца тоже было ни к чему. Отточенным движением итальянка выудила ментоловую сигаретку из пачки, и наградила щедрого мужчину лучезарной улыбкой на все тридцать два, прощебетав слова благодарности. Зажав сигарету белоснежными зубками и несколько секунд порывшись в своей миниатюрной сумочке, Эстель выудила оттуда зажигалку, и прикурила, с наслаждением вдохнув в легкие порцию дыма, а затем медленно, с долей элегантности, выпустила ее обратно. Собственно, в сумочке этой девицы была не только зажигалка, но и не открытая пачка тонких легких «Winston». Впрочем, курила итальянка довольно редко, и чаще всего – просто в довесок к алкоголю или на утро после страстной ночи, но ведь при ином раскладе знакомство бы не состоялось. А подымать разок другой она была и так не прочь. И да, попросить ментолку у сидящего мужчины было всего лишь повод подсесть к нему за столик, дабы не сидеть в гордом одиночестве. В этом есть своя корысть, не стану спорить, но ведь – одной сигаретой больше, одной меньше – он не обеднел. Очередная затяжка, и сладостное чувство внутри, которое она испытывает каждый раз в те редкие мгновения «общения» с сигаретой. Благо, они не вызывают у нее зависимости, иначе процесс потерял бы всю свою прелесть, а сейчас же он состоит в редкости, что лишь только умножает удовольствие.

- Эстель, - отвечает она, выпустив дым, - Можно просто Иса. И, умоляю, на «ты»… - итальянка никогда не терпела такой напыщенности в общении, как «вы’кание». Будь ее воля, она бы даже с преподавателями общалась эдак по-братски.

Она и не думала извиниться за вторжение в его личное пространство, назовем это так. Зачем? Вместо того, чтобы послать ее к чертям, он угостил ее сигаретой из своих казенных запасов, а на его губах играет привычная улыбка – словом, он не подает ни малейших признаков недовольства, так к чему все эти церемонии с «простите-извините»?  Болтая ножкой, запрокинутой на другую, она не сводила с него глаз, изучая. Либерти вообще любит изучать людей, и ее редко волнует что подобные рассматривания могут доставить им дискомфорт – она была слишком легкомысленна, чтобы думать об этом. – А ты, вероятно, подыскиваешь себе пару в этом кафе? – спросила она, улыбаясь, и явно давая понять, что под парой она имеет ввиду вовсе не девушку. И – о чудо! – секунду спустя ей стало неловко от подобного вопроса, наглого в какой-то степени – она опустила голову. Но затем, сделав глубокий вдох, вновь посмотрела на своего соседа и спросила о том, как его зовут.

Отредактировано Estelle Liberte (2011-11-25 23:31:04)

Он рассматривал ее. Следил за каждым движением руки, вытягивающей сигаретку из пачки, за изгибом пальчиков, сжимающих ее. Его взгляд скользил по поверхности ее кожи, но не оставлял привычных обжигающих или ласкающих ощущений. Однако, ей определенно нравилось, что он наблюдает за ней, пусть даже его интерес был, вероятно, лишь только эстетическим – она любила внимание, и не важно какое. Любила его не до истерик, конечно, громко требующих, чтобы на нее посмотрели – скорее, тихой такой и нежной любовью, она тихо и спокойно наслаждалась, если кто-то любовался ею, если кто-то рассматривал ее. Ах, это обычная женская натура, которая постоянно требует некой подпитки, дабы оставаться уверенной в том, что ты по-прежнему обаятельная и красива, что на тебя по-прежнему засматриваются мужчины и девушки. Получив некий заряд энергии от того, что нелепый вопрос итальянки не задел мужчину, заряд, который свел настигшее секундное смущение на нет, второкурсница вновь обрела уверенный светящийся взгляд, направленный прямо в глаза, сидящего напротив человека. Он развивал разговор, и это послужило мягкой периной общения – можно было окончательно расслабиться и не задумываться более о том, что ты возможно его потревожила, или обидела, или еще что-то в этом роде сделала такое, что требовало бы немедленных объяснений и извинений.

- Эрик… - повторила она, словно пробуя имя на вкус. Оно показалось ей невероятно мягким и даже нежным – возможно, из-за манер Даниэлса, а возможно, ассоциация и всегда была такой, просто не было повода над этим задуматься. – Приятно познакомиться, Эрик, - и она снова улыбнулась ему, на этот раз сопроводив улыбку легким изящным кивком головы. Со стороны могло показаться, что итальянка имеет претензии на заигрывание с ним, но на самом же деле – такова была просто ее природа, она от рождения была такой, изящной и невесомой, будто бы постоянно флиртующей. – Я тоже только недавно с самолета, так что, можно считать, что мы здесь за одной целью, - хмыкнула она.

Его вопрос заставил задуматься ее о том, а кем, собственно, является сам Эрик? Раньше она его здесь не видела, а на первокурсника он едва ли был похож – слишком уж взросло выглядел для студента первого курса. Они, конечно, разные бывают, но все же, что-то подсказывало итальянке что мужчина прибыл в университет вовсе не за тем, чтобы пополнить ряды молодняка. На какое-то мгновение в ее душу закрылось леденящее сомнение – а вдруг, это преподаватель, а она так расковано ведет себя с ним? А вдруг, ко всему прочему, он будет преподавать на его факультет? Хотя, скорее всего, подумалось ей, что он – человек связанный с творчеством. Да и будь он преподавателем – то едва ли позволил ей такое вот поведение, сделала бы замечание, и прочая мишура. Так что, быстренько отбросив такие нерадужные мысли, Иса пришла к заключению, что Эрик – вероятно, аспирант, или, как максимум – практикант.

- Да, я учусь на втором курсе, на факультете права и международных отношений, - поправив волосы, убрав из за ушки, ответила Либерти, - Помимо учебы учу французский язык и иногда читаю на итальянском, дабы не забыть родного языка. Ну и конечно же, стараюсь не пропускать всякие там студенческие вечеринки… Да, пожалуйста, я бы не отказалась от кофе – перелеты так утомительны для меня. Я откуда прилетел ты? - вопрос о том, кем он будет в университет уже давно выветрился из ее легкомысленной головы, пусть погуляет до поры до времени на вольных хлебах.

- Мм, латте, - довольно прощебетав, итальянка обхватила белыми пальчиками принесенную официантом чашку, и уголки ее губ приподнялись в ностальгической улыбке. - Напиток родом из Италии… grazie, Eric , - не поблагодарить его за угощение было бы не приличным, но в данном случаи, говоря итальянское «спасибо», Эстель благодарила его не только за факт щедрости, но и за то, что ей преподнесли именно этот напиток.  Это был напиток, имеющий вкус детства, вкус воспоминаний о далеком прошлом, о родной стране, о родных. Довольно ловко и аккуратно отхлебнув немного кофе, так, что даже пена на осела на ее губах и не оставила «молочные усы», Либерти на секунду-другую довольно зажмурилась, а вкус, задевший рецепторы, на мгновение-другое накрыл ее воспоминаниями. Их большой дом, с огромной библиотекой, в которой она любила проводить долгие часы, рассматривая корешки книг с красивыми названиями, а затем – читая самые-самые приглянувшиеся; ее комната, с большой кроватью на которой помещался целый ворох подушек различного размера, которые она так обожала, и с огромным окном прямо напротив кровати, из которого была видна их улочка; вкус наивкуснейшей итальянской пиццы и наивкуснейшего итальянского кофе – таких же по вкусу пиццу и кофе вы не найдете больше нигде, в Италии они идеальны! Ее друзья, одноклассники, вечно занятые родители, первый поцелуй с девчонкой, первый понравившийся мальчик и первая любовь – казалось, все сейчас смешалось в этом молочном напитке, в этом маленьком аккуратном глотке. Однако, Либерти была не из тех романтиков, которых один глоток кофе может унести на долгое время в далекие дали, и оставить там, блуждать по воспоминаниям. Нет, напротив, Эрик едва ли мог уловить, что на нее накатила ностальгия, едва мог уловить по тому наслаждению, с которым она отхлебнула немного молочного латте. Но все это мимолетными деталями, ибо спустя пару секунд голубоглазый взор вновь был широко распахнут, и Эстель, позабыв о ностальгии, что наведалась мгновение назад, снова полностью обратила все свое внимание на собеседника.

– Да, я итальянка. И нет, признаться, в Лондоне я не была ни разу, но наслышана о том, что это довольно мрачноватый город – частые дожди, тяжелые тучи, туман… Когда я была совсем-совсем маленькая, мне с родителями удалось один вечер провести в России, в городе Санкт-Петербурге. Я слышала, говорят, Лондон похож на него, только в несколько раз красивее.. Наверное, я могу представить, что он из себя представляет. Я много где была, но мало где задерживалась – у моих родителей слишком быстрый темп жизни, в основном они путешествуют только сугубо по бизнесу.
На этом моменте Эстель закусила губу, подумав, что совсем разболталась, а излишней болтавней может утомить собеседника. У нее была целая куча вопросов к нему, так, как это обычно бывает по отношению к только что встретившемуся тебе человеку, но она решила предоставить ему волю рассказывать, если захочет, самому. Во всяком случаи, паузу он решит чем-то заполнить, а уж чем – решать ему, она посчитала, что так будет вернее. Она не сводила с него глаз, практически любопытного хитрого взгляда, едва ли под таким можно было молчать, или просто встать и уйти. Периодически она отпивала свой латте, все так же аккуратно как и прежде, вовсе не пачкая губы. Иной – в миг бы оказался украшен «молочными усами», но только не Либерти. Она продолжала покачивать ногой, и гулять пальчиками по бокалу – наверное, таким образом на психологическом уровне выражался ее интерес к Эрику. Ведь он был пока что для нее абсолютной загадкой.

Отредактировано Estelle Liberte (2011-11-27 15:38:46)

Слушать этого человека можно было часами… Долгими, длительными часами, плавно перетекающими в дни, а затем – в вечность. Он говорил безумно красиво, с упоением и с наслаждением, с искренним желанием поделиться своими эмоциями, поделиться своими впечатлениями и ощущениями. Его нельзя было не слушать, потому что слова, слетавшие с его губ и долетавшие до перепонок, словно бы обволакивал и ласкали слух, словно пели прекрасную песню, которой можно заслушаться и долго еще, очень долго держать ее в своем плей-листе своего плеера. Иса не могла отвести от него взгляда, слушая его очень внимательно, ловя и откладывая в сознании каждое его слово, она слушала его буквально внемля каждому его слову, не замечая вокруг больше ничего, абстрагировавшись от внешнего мира и оставив в своем восприятие только Эрика и его рассказ о Лондоне. Вокруг них будто бы образовался обособленный хрупкий мирок, с маленьким чудом внутри – слушатель, говорящий, и атмосфера, пронизанная цепким вниманием и желанием, пронизанная сложившейся между ними связи – его слова плавно перетекали в ее восприятие. А когда она вдруг замолк, когда этот образовавшийся мирок вокруг них плавно сошел на нет, шатенка даже не сразу пришла в себя – некоторые время, буквально несколько секунд, она все еще внимательно смотрела на Эрика, навострив ушки, ожидая, что он скажет что-то еще.

- Эрик, ты… - тихим голосом заговорила она, когда оцепенение восторга наконец дало ей вновь волю ощущать настоящую реальность, а не жить там, в этих словах, в этом рассказе, - …ты так чудесно рассказываешь! – на выдохе произнесла она, - Даже, я бы сказала, соблазнительно рассказываешь.  Это так увлекает, что теперь мне даже жутко захотелось побывать в Лондоне!

По окончанию рассказа мнение итальянки о том, что Даниелс, должно быть, человек связанный с творчеством, укрепилось. Только очень чувственная и тонкая натура, коими обычно обладают люди творческие, могут с такой увлеченностью, с такими красками рассказывать о чем-то, позволяя слушателем наслаждаться каждым сказанным словом. Только творческие люди, которые обычно очень пламенны и восприимчивы, могут лить такие речи, могут так обволакивать и увлекать за собой. И еще Иса подумала о том, конечно же, что будь Эрик традиционно ориентации, и ухлестывая он за особами прекрасного пола – из него наверняка вышел бы шикарный Дон Жуан – за его чарующими речами ни одна девушка бы не заметила, как оказалась бы уже в его путах, а затем и в его постельной койке. И, между прочим, женская интуиция девицу не подвела, ее мнение о его творчество оказалось не пустышкой – выудив из сумки весомый альбом, Эрик протянул его спутнице, сказав, что в нем – его собственные эскизы. Долго Иса листала его, долго и с упоением, а так же улыбкой на устах, рассматривала представленные наброски – дома, улочки, люди… Все это на столько завораживало, что даже дух захватывало! Описать словами это действительно сложно, но за просмотр Либерти получила стопроцентное эстетическое наслаждение.

- Они прекрасны, Эрик… - искренне сказала девушка, протягивая мужчине обратно его альбом. – Знаешь что? Я бы очень хотела посмотреть твои готовые картины. И послушать, что тебя вдохновило на них, почему ты написал именно ту или иную картину… В общем, я хочу экскурсию по твоей мастерской-студии! Если можно, конечно…

Вновь наступила пауза. Пауза, которую для самой себя шатенка заполняла глотками кофе и думами об увиденном в представленном альбоме. Она пыталась вообразить себе некоторые из этих эскизов в готовом виде, как вдруг внезапно в ее голову пришел вопрос, который заинтересовал и заволновал ее даже больше, чем тот, какой статус Даниелс занимает в университете.
- А что тебе, Эрик…ммм… - она закусили губу, сомневаясь, стоит ли спрашивать. Наверное, это было бы слишком нагло и неправильно, было бы вторжением в его личную жизнь, но любопытство и ее натура брали верх. – Что тебе нравится в мужчинах? На какие черты внешности ты больше обращаешь внимания? Ведь ты, должно быть, эстет, что-то тебя должно манить больше всего..

Только теперь до нее дошло, насколько наивной, или даже непосредственной и прямолинейной, словно ребенок, она сейчас была. Проситься в мастерскую художника, равно как и спрашивать у него что-то личное и интимное, является эдакой претензией на более близкое знакомство, на желание проникнуть в запретную территорию – то бишь, в личное пространство, буквально в душу. Для нее, пожалуй, это было чем-то самим собой разумеющимся – она никогда не смущалась новых знакомств, всегда держалась открыто и не боялась рассказывать что-то о себе, порой даже считая это забавным, узнавать о человеке все самое потаенное с первым же минут знакомства, равно как и считала в некой степени забавным переспать с человеком на первый день знакомства. Переспать с ним – это значит узнать то самое запретное, в первый же день, лишить его возможности «вооружиться» против тебя, лишить его того защитного панциря, который люди привыкли выстраивать вокруг себя. Она была такой, это было заложено в ее природе, и поэтому по наитию она ждала от окружающих, от тех с кем пошла на контакт, того же в полной отдаче – не задумываясь о том, хотят они того или нет, но в и тоже время не оказывая на них давления, не вынуждая. Однако, Эрик оказался довольно сговорчивым парнем – чуть замявшись да посмеявшись, то ли над самой Эстель, то ли над ее прямолинейностью, то ли над нелепостью ситуации, он все же ответил на вопрос, правда предварительно не оставшись в долгу, и огрев девушку вопросом о том, что ей нравится в себе подобных (то есть, в девушках). В первую очередь, мозг Либерти заработал с бешенной скоростью, пробивая лазейки в минутное прошлое и выискивая там тот момент, когда она обронила слово о своей ориентации – безуспешно; во-вторых, все тот же мозг, все на той же бешенной скорости начал строить нелепые теории на тему «дурак дурака видит из далека» вплоть до того, что все люди нетрадиционной ориентации – телепаты между собой, аки оборотни из любимого всеми подростками «феномена» под названием «Сумерки. Сага.» Однако, здравый смысл отметнул нечто из области фантастики и просто привели Либерти к выводу о том, что девушки-би, равно как и девушки-лесбиянки, просто-напросто выдают себе манерами. Например, они стопроцентно будут более самоуверенные, более раскованные, и далее по списку, нежели хорошенькие девочки, которых одна мысль о поцелуе с девушкой (что уж говорить о сексе) вгоняет в краску. Ну и в-третьих, Иса поняла, что ее задели за живое, или даже поймали в сеть – разглагольствовать о том, что кого притягивает в мужчинах и женщинах, в том числе и ее саму, итальянка ох как любила. Это, что говорится, Остапа понесло.

- Ну… я многое на что в женской внешности обращаю внимание. У меня есть свои пристрастия во всем, начиная от общего телосложения, заканчивая такими мелочами, как тон кожи, форма бровей и губ, цвет волос и глаз. Губы – это вообще отдельный пунктик, - Иса хохотнула, - Я не люблю очень тонкие губы, но и очень пухлые тоже. Вот, например, Анджелину Джоли я бы никогда в жизни не захотела бы поцеловать! – сказав это, итальянка рассмеялась. Она говорила так легко и свободно, будто бы они сейчас не о чем-то личном и интимном говорили, а так, обсуждали погоду на завтра. – И да, пожалуй, женские губки - один из самых сильных аспектов... Они обязательно должны вызывать желание их поцеловать. Вообще, порой мне кажется, что к женской внешности я даже более придирчива и избирательна, тем к мужской. Наверное, так и есть. Когда я смотрю на девушку, то провожу куда больший анализ ее тела, нежели когда смотрю на мужчину. Деталей и пунктов больше.

Отредактировано Estelle Liberte (2011-12-02 20:08:55)

Ей было так приятно общаться с этим человеком, словно они были самыми настоящими родственными душами, которые только и ждали того, чтобы наконец встретиться друг с другом. Ей было настолько легко и уютно, что наверное она могла бы выложить ему сейчас все про саму себя буквально на тарелочке с голубой каемочкой, оставив лишь только какую-нибудь мелкую деталь, несущую в себе самый «перчик», дабы сохранить интригу и интерес к своей персоне. Однако, вопрос собеседника поставил итальянку в тупик. Она, признаться, вообще не сразу поняла, о чем идет речь, о каком таком единственном или единственной – ибо сейчас она была просто напросто на другой волне.  В размышлениях о девушках, о красоте их тел, о притягательности черт и форм и о том, что ей нравится в девушках больше всего, какие детали должны составлять идеальную для нее девушку. Но потом смысл сказанного таки дошел до центра ее мозговой деятельности, приведя ее в огромное замешательство. Вот так сходу, не припомнив всех своих партнеров, не прокрутив их в уме, Либерти не могла назвать, даже самой себе, что уж говорить про озвучивание вслух, какое-то конкретное имя. Медленно моргнув, давай Эрику понять, что ей нужно подумать, порыться в своей голове, девушка пустилась в дебри своих воспоминаний, прокручивая в голове имена, события, ночи, дни, лица парней и девушек. Но все они были словно потертые памятью, поблекшие и побледневшие, выцветшие и неяркие. Даже первые поцелуй итальянки с девушкой и первая ее любовь к мальчику, переросшая в первые ее отношения с мальчиком, казались сейчас какими-то сумбурными, смазанными и потертыми. С огорчение Эстель подумала о том, что наверное, если у тебя в жизни есть тот единственный – или единственная – ты можешь без лишних раздумываний назвать его имя, буквально на рефлекторном уровне. Тебя ночью разбуди и ты спросонья, не понимая чего от тебя хотят но лишь услышав слово «единственный» назовешь дорогое и то самое единственное имя единственного человека. У нее, наверное, такого не было, раз оно не всплывает в подсознании? Почему-то даже грустно стало от этой мысли. Грустно от того, что среди стольких людей – никто не зацепил на столько сильно. Хотя, нет, пришло на ум одно имя. Ей было хорошо с этим человеком, действительно хорошо – не только в плане физической связи, но и в любом другом плане тоже. С ним было приятно общаться, можно было здорово провести время и все такое… И, скорее всего, дело было не в нем – дело было в Эстель. У нее не было того единственного, и дело было абсолютно в ней.

- Наверное… - она подняла глаза на Эрика, и пожала плечами. – Наверное, не было. Потому что, я думаю, будь такой человек – его имя сразу пришло бы мне на ум, скажи ты мне слово «единственной». Но мне ничего не пришло… Кроме имени сестры, - конечно, Либерти говорила про Амбреллу, свою лучшую подругу, но итальянка уже настолько привыкла называть ее сестрой, что это выходило уже автоматически. – Но она, безусловно, не в том плане…единственная. Она просто подруга, сестра. Чорт, Эрик, ты знаешь, это даже грустно! – Либерти хмыкнула, - Грустно, что среди стольких.. и ни одного. Хотя, конечно же, дело скорее всего во мне.. – эту фразу она практически пробурчала, почти неслышно и очень быстро. А затем, оживившись, спросила у Даниелса – А у тебя?

Она выслушивала его, практически не удивляясь тому, почему он ей все это говорил. Рассказывал чисто и искренне, как на духу. Хотя нет, она не "практически не удивлялась" - она вообще не удивлялась. Для нее это было словно в порядке вещей. Сколько они были знакомы? Неделю, месяц, год? Она уже не помнила. Напомните ей, и она ответит вам лишь только "да что вы говорите?" не лишенное острого и едкого сарказма. Теперь ей казалось, что они знакомы уже если не всю жизнь, то большую часть оной уж точно. Знаете, как бывает в мелодрамах? Она втирает Ему высокопарные пафосные речи о том, что Она уже знала Его, знала всю жизнь, просто в какой-то момент Они забыли друг друга. Но потом Они встретились, чтобы снова друг друга узнать, чтобы Она дождалась его и чтобы Они теперь навсегда были вместе. Но то мелодрамы. Сопливые и трогательные, любовь домохозяек всея Земли. Итальянка не хотела сравниться происходящее с мыльными операми, но как бы там ни было, абсурдная мысль о том, что они были знакомы в какой-то прошлой жизни накрепко закрепилась в ее сознании. Ассоциации страшная штука - как сложатся, так и не выкуришь их более ни чем, как ни старайся, как ни выбивай. А Эрик... Он определенно был своим человеком. Уютным. Комфортным. С которым можно было провести весь день, с утра и до ночи, и не почувствовать, что прошло уже целых двенадцать часов. Да что там - сутки за один миг. Безусловно, в этом была и заслуга того, что итальянка сама по себе было неимоверно коммуникабельным человеком - она могла запросто разболтаться с кем угодно. Но чтобы так. Чтобы чувствовать, что человек реально твой, вот так вот на случайном знакомстве - это была большая редкость даже для нее. И она безумно ценила это! Вы не можете себе представить, как дорого ей было то, что она повстречала Эрика и как дорого ей было все то, что он ей тут говорил и рассказывал. Словами этого просто не выразить.

- Всем хочется встретить такого человека, Эрик, - говорила Эстель, следя за тем, как мужчина расплачивается за оба десерта. - Такого, чтоб был действительно второй половинкой самого тебя. Чтобы вот... идеально подходил тебе во всех отношениях! - поднявшись вслед за Даниэлсом, девушка уцепилась за его руку. - На набережную - с радостью! Я обожаю гулять по набережной. Как думаешь, существуют ли действительно такие люди, м? Которые словно созданы для тебя, которая являются будто твоим продолжением? Хотя, наверное, ты веришь в это, раз хочешь повстречать такого человека, с которым хорошо просто "быть".. Это действительно здорово и бесценно, да.

Она любила набережную, она искренне и по-настоящему ее любила. Просто потому, что набережная - пожалуй самое удивительное место в любом городе. И беден и несчастен тот город, в котором нет набережной, бедны и несчастны те люди, у которых нет возможности прогуляться вдоль по набережной. Ведь именно здесь, вблизи воды и ветра, можно погулять с любимым - или в одиночестве наедине со своими мыслями; именно здесь можно приводить свой внутренний мир в порядок, глядя на воду, чьи волны которой по определению успокаивают - или весело проводить время в компании шумных друзей; сюда можно было прийти в приподнятом и веселом расположении духа, чтобы поделиться с прохожими своей улыбкой - или можно было прийти сюда грустным, чтобы, опять же, отдать все омрачающее и негативное плещущимся волнам океана, вдыхая прохладный бриз. Здесь можно было провожать закаты, или встречать рассветы, гулять медленно, любуясь окружающей природой, или скажем кататься на роликах. Такое универсальное место - набережная. Все дороги ведут не в Рим, вас жестоко обманули, все дороги ведут на набережную вашего города.

Они, наверное, походили на влюбленную парочку - слишком крепко он сжимал в своей руке ее ручку, а она слишком беспечно улыбалась и просто наслаждалась прогулкой, не придавая этого ровно никакого значения. Хотя нет, не правильно - придавала, конечно. Она была безумно рада, и просто ликовала внутри, что то, что она прониклась к этому человеку вот так, с первого дня знакомства, не стало односторонним. Знаете, это ведь очень приятно, когда вот так случается: тебе хорошо с человеком, и не важно сколько дней-недель-месяцев-лет вы знакомы, а это человеку так же хорошо с тобой. Ей было решительно все равно, что подумают окружающие - каждый волен строить свои домыслы на всякое происходящее - важно было лишь то, что желания выдергивать свою ладошку из его не было абсолютно. Зачем? И так вполне хорошо и комфортно. А вот на вопрос о том, чтобы ее нарисовать, итальянка всегда реагировала неоднозначно. Вернее, ее сразу одолевали различные неоднозначные чувства: с одной стороны, это было жутко приятно, когда у тебя спрашивают разрешения нарисовать тебя, а с другой стороны - начинаешь испытывать жуткое смущение и если не краснеть, то неловко улыбаться уж точно. Вот и сейчас Эстель смущенно улыбнулась, но согласно кивнула и сделала то, что ее просили - развернулась в сторону океана, облокотилась на высокий бортик набережной, и принялась рассматривать лунную дорожку. Зрелище действительно завораживало. Вечно можно смотреть на огонь, на воду, и пожалуй, на струящиеся по водной глади отблески лунной дорожки. В какой-то миг, девушка засмеялась - от того, чтобы было так легко и хорошо на душе, от того, что вечер приобрел такой замечательный оттенок и от того, конечно, что ее так внезапно заделали в натурщицы. Однако, она все же пыталась быть покладистой натурщицей и делать все то, что велит ей художник, а по сему попыталась оставить на своем лице только сияющую улыбку.

- Знаешь, с тобой так уютно... - тихим голосом, дабы его звуки не врезались в слух вдохновленного художника проговорила Иса, - Мы с тобой еще увидимся? - на пару мгновений она перевела взгляд на Даниэлса, а затем вернула его на водную гладь. Ей становилось не по себе от мысли о том, что сегодня они разбегутся и больше их дороги никогда не пересекутся. Это было бы чистой воды издевательством.