Рохлер не торопясь брёл по улице, возвращаясь с презентации автобиографической книги одного своего оксфордского приятеля. Шел профессор медленно, а всё от привычки писать на ходу. Рохлер был старомоден – не очень любил использовать всякие гаджеты, да девайсы для своих расчетов - поэтому сейчас он мирно царапал карандашом в блокноте, лениво перебирая ногами вниз по улице.
Рохлер, будучи сильно погружённым в себя, всё же осознавал необходимость иногда «выходить в люди». Мотаясь только из дома в университет и обратно, забивая голову только одной математикой, профессор рисковал чокнуться окончательно.
Странно, но Рохлер отлично понимал, что с ним не всё в порядке, с его нервами, точнее. Он знал, что разительно отличается от своих коллег-преподавателей, да и от других математиков тоже, не только благодаря колоритной внешности, но и удивительной способностью абстрагироваться от всего настолько, чтобы начать писать на доске то, что крутится в голове, а не то, что относится к уроку. Тогда понимающие студенты аккуратно напоминали профессору о его местонахождении. Он извинялся, смущался, стирал всё, продолжал объяснение. Пожалуй, именно этой своей странностью, какой-то несуразностью и особенностью Рохлер привлекал студенток, которые с завидной регулярностью пытались затащить профессора в кровать, пускай он и был лет на тридцать их старше. Хотя самого Рохлера такая «популярность» не радовала, он просто не придавал ей значения, продолжая считать себя точной копией старого шарпея.
Вдруг пара капель упала на кожаную куртку Рохлера, заставив его инстинктивно взглянуть на небо, которое было уже давно затянуто иссиня-чёрными тучами, чего сам профессор до этого, конечно, не заметил. Улица почти опустела: все разошлись по домам, забились в метро и магазины, устроились в кафешках, ожидая, когда же хлынет на Сан-Франциско нещадный ливень. Пейзаж был более чем постапокалиптический. Рохлер с каким-то сожалением поглядел на эмблему «Старбакс» впереди. Совершенно, решительно и абсолютно точно не хотел профессор застревать невесть на сколько в центре города. Он достаточно долго раздумывал о плюсах и минусах посещения «Старбакс» в данной конкретной ситуации, когда почувствовал, как несколько крупных капель упала ему на голову. Рохлер поморщился при мысли о том, что вся его длинная шевелюра вымокнет и будет висеть отвратительными жгутами. Делать было нечего – профессор устремился к стеклянной двери кофейни.
Внутри народу на удивление было не очень много. Рохлер тут же подрулил к очереди в кассу. Стойкий запах кофе и уютное шипение кофемашин придали, как всегда сонному и уставшему Рохлеру, новых душевных сил, погрузив ненадолго его разум в некую сладкую негу.
- Что будете заказывать? – игриво-веселый голос девушки за кассой заставил Рохлера очнуться от дремоты. Помотав головой, будто отгоняя навалившуюся на него сонливость, профессор без тени стыда уставился на девушку, или, скорее, на её декольте и заказал, скорее ему, чем девушке, двойной эспрессо. Затем Рохлер изящно подцепил у бармена свой бумажный стаканчик с кофе и, выбрав наиболее идеально расположенный столик, расположился отдохнуть. Он скинул с плеча сумку на длинном ремне, отпил пару глотков кофе и, с видом человека, которому вдруг в голову пришла гениальнейшая идея, быстро застрочил что-то в своём блокноте. К сожалению, не прошло и минуты, как блокнот со злостью был брошен в сумку, туда же следом полетели очки и карандаш. Рохлер с каким-то остервенением снова принялся за кофе. Очередное решение – снова неудача. Была у профессора азартная жилка, заставлявшая его перерешивать тысячи и тысячи раз, перегружая свой больной мозг, пока тот не находил верное решение. Но даже у самых страстных любителей своего дела наступает предел, когда хочется всё бросить, даже если уже через пол часа ты снова примешься за дело. Так сейчас было и у Рохлера.
Профессор поймал на себе взгляд молоденькой блондинки, сидевшей через пару столиков от него, но даже её солнечный улыбающийся взгляд не мог порадовать Рохлера. Он бросил на девушку испепеляющий взгляд, но ей, кажется, было плевать.
Дождь за окном всё никак не принимался, что бесило математика всё больше. От нечего делать он читал специальные предложения кофейни на маленьком стенде при входе: «Два капучино по цене одного только в этом месяце!»
