Golden Gate

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Golden Gate » Архив игровых тем » Сумасшедшие


Сумасшедшие

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

1. Название флешбека:
сумасшедшие

2. Дата, время и место:
октябрь 2011 года; универсиет, аудитория; после лекции по IT

3. Участники:
Майкл Рохлер и Сэмуэль Хоулетт

4. Краткий сюжет:
По приезде в университет Рохлер получает длинное и непонятное письмо от своей двоюродной сестры, которую видел последний раз тридцать лет назад, о том, что в университете учится её сын (двоюродный племянник Рохлера – соответственно) и профессор математики, как добрый дядюшка, должен приглядывать за шалопаем, вечно «ввязывающимся не в ту компанию». Откуда эта сестра узнала о переезде Рохлера – загадка, может, бывшая жена рассказала. Естественно, письмо, вместе с фотографией племянника, полетело в мусорное ведро. Рохлер хотел порвать с прошлым и не хотел нянчиться с двадцатилетним парнем.
Сэм ничего не знал ни о письме «заботливой» матери, ни о дядюшке, но знал о новом преподавателе математики – Майкле Рохлере, который по неизвестной причине в пробной работе влепил хорошисту - Хоулетту «D», а саму работу куда-то задевал.

0

2

Наконец лекция закончилась. Половину лекции Сэм сосредоточенно пялился на доску, пытаясь понять, что вообще на ней происходит. Не то чтобы он не понимал темы, просто бывают такие моменты, когда слушаешь, смотришь, а все идет куда-то мимо тебя. Сэм просто залип в одну точку, до тех пор пока преподаватель не стал комментировать работы, которые совсем недавно сдавала группа. Хоулетт был практически уверен, что оценка там должна быть вполне неплохая. Но какого было его удивление, когда он услышал, что "Сэмуэль Хоулетт работу не сдал". Что? Как это не сдал? Сэм тут же очнулся из своего трансового полудрема. Он же точно сдавал. Тогда он положил аккуратненько на стол работу, вышел из аудитории, кому-то сказал "do the harlem shake" и смылся в непонятном направлении. Сдавал и точка.
Этим и были заняты мысли Сэма до окончания лекции. Он больше из принципа хотел узнать, что с его работой, а не из-за беспокойства по поводу оценки. Оценки - последнее дело. Конечно, куда тут волноваться, если он хорошо учится.
И вот момент настал. Сэмуэль собрал все свои вещи, ручку и пустую тетрадь. Пустую как.. нет, голова его не пустая. В общем, не так важно. Секундочку. Кажется, он забыл отдать одной девушке карандаш, который он попросил перед лекцией. Зачем попросил, если ничего не делал? Ну и ладно, потом отдаст. Если вспомнит сам.
Он вылез из-за парты и направился к столу преподавателя, пока тот куда-нибудь не ушел. Хотя, как видно, этот преподаватель был увлечен своей работой. Даже на лекции Сэм это заметил. Объяснял он как-то не так, как остальные преподаватели, давно уставшие от своей работы. Так вот, Сэм подошел достаточно плавно.
- Извините... Вы поставили мне "D", за что? Я сдавал работу.. - прозвучало как-то неловко. Он старался быть максимально вежливым, дабы не навлечь на себя еще больше беды, чем просто плохая оценка. А то бывает: подойдешь, скажешь, а тебе в ответ: "Ты сам виноват! Надо следить за  тем, что ты делаешь! И где.. ах вот она твоя работа..". Извинение? Какое извинение? Все равно ты виноват, что препод не внимательный.
Но надо сказать, что это преподаватель (даже преподом назвать трудно) внушал разумность. Ну, что ж. Посмотрим.

Отредактировано Samuel Howlett (2013-03-01 07:31:34)

0

3

После лекции Рохлер уже приготовился быстро поскакать домой и с упоением уставиться на стены кабинета, заклеенные формулами и цифрами, как обоями, и больше походившие на затуманенный разум шизофреника. Бумага была разной – тетрадные листы, какие-то огрызки, альбомные листы, даже обрывки салфеток – и всё сплошь покрыто известным только одному Рохлеру языком. Но это был его мир, мир математики, который виделся профессору гораздо более привлекательным, разумным и объяснимым, чем настоящий. Ему уже грезилось, как он придет домой, скинет куртку, заварит седьмую чашку кофе за день, наденет на нос очки и будет созерцать свою искусственно созданную пыльную реальность, где есть всё, что ему нужно.
Рохлер медленно перебирал длинными пальцами бумагу, собирая всё в аккуратные стопки, не от склонности к перфекционизму, а от внезапно нахлынувших мыслей. Он уже три месяца бился с нерешаемым уравнением. Оно совершенно доконало профессора, он спал ещё меньше, чем обычно, а курил всё больше. И, конечно, он просто не мог думать ни о чём другом, хотя поступление на новую работу – достаточно важная перемена в жизни. Но все события, происходившие вне стен его кабинета, будто просто проплывали мимо, подобно немому кино, а он был лишь свидетелем происходящего. Тем более что на дворе была осень. Рохлер никогда не любил осень – самое безумное время даже для вечно погружённого в себя преподавателя математики. Он вспомнил как однажды после лекции, когда он торопился домой к работе и жене, его чуть не сбила машина. Он даже лежал в больнице, что было одним из самых адских испытаний в жизни Рохлера, потому что его вечно отвлекали, не давая работать. Только благодаря жене он продержался тогда… Чёрт, к чему он, вообще, снова о ней вспомнил? Ему надо прекращать вспоминать что угодно, потому что все мысли до сих пор смыкаются только на ней. Он ненавидел её, она довела его до безумия, но он не мог перестать думать, как бы ни желал этого, как бы ни старался – всё бесполезно. Даже зарыться с головой в работу не удавалось, потому что были вечера, когда Рохлер, в порыве пьяного безумия, только и делал, что вспоминал былые дни и рыдал, терзая самого себя, но он никогда не хотел вернуться к ней, никогда. Единственный человек, любивший его, единственный человек, с которым он был честен до конца, которому сохранял верность двадцать лет, уничтожил его. Рохлер не мог простить. Он вовсе не был мстительным, возраст дал ему понять всю бессмысленность мести как таковой.
Какая-то бессмысленная злость вдруг набросилась на Рохлера, поэтому он метнул из под очков недобрый взгляд в сторону подошедшего ученика, который был ещё ни в чём неповинен.
- Извините... Вы поставили мне "D", за что? Я сдавал работу.., - проговорил юноша. «Работу? Какую работу?...» - только и пронеслось в голове у Рохлера. Он ещё совсем не знал своих студентов, да и узнавать не стремился, даже их имена. Рохлер уже более мягким взором окинул долговязого студента, будто оценивая.
- Как ваша фамилия? – спросил он, медленно закрывая ноутбук. Профессор не знал, как отнестись к ученику. Хотелось молча собрать вещи и уйти – хотелось, но он не мог. Рохлера уважали, как преподавателя, за умение не перекладывать своих проблем на учеников. Для них у него всегда куча времени и никаких дел.
Юноша показался Рохлеру знакомым, оттого он так упорно не желал смотреть больше на него, сверля прожигающим взглядом свои бумаги. Фотографическая память профессора не давала сбоев – он уже видел парня, но до смерти боялся признаться себе в том, где именно. От ощущения безысходности Рохлер решил сесть на своё место, заняв тем самым более удобную оборонительную позицию. Правда, он звякнул по столу своим браслетом в виде цепи с такой силой, что звук подобно взрыву разлетелся по опустевшей аудитории, отразившись эхом от стен. Рохлеру почему-то стало неловко.

0

4

За это достаточно короткое время вся группа успела уйти. В аудитории воцарилась неловкая пустота и тишина. У Сэмуэля словно зазвенело в ушах. Вообще, он как-то потерялся, особенно после взглядов преподавателя, которые постоянно менялись. Сначала он посмотрел на Сэма явно как-то не добро, но потом все же взгляд стал мягче. И хорошо, значит, скорее всего все будет мирно. Но тишина и неловкость все равно никуда не делись.
-Как ваша фамилия? - наконец спросил преподаватель. На что Сэм протянул:
- Хоуулетт...
Хоулетт.. Странная фамилия. У Сэма иногда с мыслями не все в порядке. Вот и сейчас он на пару секунд задумался, что ему эта фамилия не совсем к лицу. Он - этакий раздолбай, и фамилия - гордая, мощная. Хотя кто знает, что в итоге вырастет из Сэма?
Наконец этот бред прервал.. взрыв, удар! Террористы?! Стоп. Секундочку. Стены не обвалились. Это всего лишь мощный браслет преподавателя, которым он звонко звякнул об стол. Специально ли, хм? Сэмуэль слегка пошатнулся, как деревце в нескольких милях от атомного гриба. Теперь стало еще более несуразно. Взгляд Хоулетта забегал по аудитории. Доска, на которой были разводы от тряпки и недотертые кусочки формул; браслет преподавателя, наделавший столько шума, интересной формы, кстати; снова доска, дверь, окно.. чей-то портфель или сумка пролетел мимо, обычное дело; преподаватель; муравей на запястье Сэма..
Вдруг дверь резко открылась, и в аудиторию заглянула светловолосая девушка. Вроде начала что-то говорить, но резко остановилась, извинилась и сказала, что ошиблась аудиторией.
- Кристина! - внезапно проорал Сэм, при этом махнув рукой и ударившись ею об край стола. Но та уже успела скрыться за дверью. Эта была та сама девушка, которой Сэм задолжал карандаш. Ну очень во время, Сэм! А потом никак? Разве это так важно?
Сэмуэль смутился. Потирая руку и потупив взгляд, он тихо ляпнул:
- Извините... - думать надо, Сэм.

Отредактировано Samuel Howlett (2013-03-01 18:01:23)

0

5

-Хоуулетт...
Профессор вздрогнул, будто его ударили чем-то тяжелым. Да, юный нарушитель спокойствия Рохлера – никто иной как его двоюродный племянничек Сэмуэль Хоулетт. «Чтоб ты дважды провалился», - с милой улыбкой роясь в списках студентов, подумал Рохлер. Конечно, профессор тут же заметил те взгляды, что студент бросал на его браслет. Все так делали, ещё смотрели на волосы. Наверное, думали, что преподавателю не пристало выглядеть, как старый рокер, но Рохлеру даже по-особому приятны были эти осуждающе-восхищённые взгляды. Дженни (та, что ходила за математиком хвостом последние три года, дико раздражая совсем не ревнивую жену) как-то сказала Рохлеру, что он не такой, как все. Это правда.
Профессором овладело нещадное желание всадить голову в стену. Он снова, как последний идиот, вспоминает то, чего вспоминать не следует. Слишком трудно математику отречься от былого счастья и слишком трудно признать, что в этой его новой жизни нет никого и ничего… кроме, вот, племянника, который, скорее всего, даже не слышал о своём полоумном дядюшке, который просто мнётся здесь и хочет найти свою работу. Рохлер видел, что юноше совершенно не нравится находиться в такой удушающе-неловкой тишине, ожидая вердикта, так же трепетно и безнадёжно осуждённый ожидает приговора перед судьёй. 
Когда в дверь просунулась голова студентки, Рохлер обернулся, но не собирался ничего говорить. Всё произошло как-то слишком быстро – вот девушка появилась, а вот исчезла. Да ещё племянничек крикнул ей в след со всей дури её имя, умудрившись при этом удариться об стол.
- Извините... – промямлил студент. Рохлер поднял бровь и улыбнулся наидибильнейшей улыбкой, как бы говоря, что всё в порядке. На самом деле ему просто хотелось посмеяться над неловким учеником, но не зло, а по-хорошему, как смеются друг над другом друзья. Именно поэтому профессор сдержался.
«Племянник рискует оказаться неплохим парнем», - с опаской заключил Рохлер, а вслух сказал:
- К сожалению, мистер Хоулетт, я никак не могу найти вашу работу. Должно быть, я потерял её где-то. Видите ли, сейчас я работаю над одним уравнением.
Математик встал и подошёл к доске.
- Оно всё никак не даёт мне покоя.
Рохлер записал уравнение. Это было проверкой для студента. Многие мужчины в их семье отличались математическими талантами, порой, даже сами того не зная. Но семейный гений был только один – Майкл, все были в курсе. Профессор рассудил, что раз его родственничек оказался на факультете Информационных Технологий, то он по определению должен иметь склонность к точным наукам, но это ещё надо узнать.
- У вас есть какие-то идеи, мистер Хоулетт?
Математик подошёл к студенту и с ухмылкой подал ему мел. Рохлеру нравилось называть племянника по фамилии, она у него была такая… до чёртиков… просто ужасно… английская. А ещё ему нравилось наблюдать за юношей и видеть в нём своего возлюбленного дядю (деда Сэмуэля ), который тоже был выдающимся «счетоводом» и всегда поддерживал Рохлера в его интересах.
Профессор отошёл подальше от доски, облокотившись на первую парту и сложив руки на груди, он смотрел на уравнение так, будто в нём был заложен весь смысл бытия, все загадки, все тайны мира были лишь в этих числах.

Отредактировано Michael Rohler (2013-03-01 20:21:02)

0

6

Неужто фамилия может вызвать такую реакцию? Сэм заметил, как преподаватель дёрнулся, после того, как Сэм ответил на его вопрос. А может, профессор просто задумался, ушел в чертоги разума, как говорится, а тут Сэмуэль вдруг вторгся? Бывает же такое. А еще эта странная улыбка после извинения. Странно. А хотяя.. Всем известно, что Сэм до безобразия нелеп, и ему самому тоже. Поэтому такая реакция вполне нормальна. Хотя стоп. Это же преподаватель..
Но эти мысли быстро оставили Хоулетта. Он отвлекся на свою руку. Сэм, конечно, неплохо приложился об стол. Боль еще никак не утихала. Вообще, его всегда пугали всякие ушибы, травмы в районе рук. После того как Сэмуэль сломал руку.. пару раз, у него уже началась паранойя на эту тему. Потому как, во-первых, это отвратительно во всех смыслах. Во-вторых, несколько месяцев управляться со всем лишь одной рукой крайне неудобно. Ходишь как калека. К тому же, вечно приходится просить о помощи. И заниматься ничем не можешь. Сиди, ходи, но даже не думай бегать. Кстати, одной из причин, почему Хоулетт сделал татуровку на левой руке, является то, что, можно сказать, он считал этого муравья как оберег. Глупо, наверно. Но есть и другие причины.
Сэмуэль снова поднял глаза на преподавателя. Оказалось, что работа где-то посеяна. И почему это Сэма не удивило? Наверное, только с ним случаются такие эпичные "фэйлы". Хорошист, вроде. Но преподавателям видно до лампочки в любом случае, кто он и что он. Так и есть, в общем-то. После первой фразы профессора Рохлера, Сэм собирался извиниться и уйти. Ну нет и нет, что ж делать. Но тут профессор встал и написал на доске свое уравнение, затем подошел к Сэму и подал ему мел. Сэм же взял мел неторопливо и осторожно, словно это и не мел был во все, а скорпион, к примеру. В общем,  некоторое время студент, нахмурив брови, что означало никак не серьезность, а скорее непонимание того, что происходит, стоял и глядел на уравнение. Потом на преподавателя, и снова на уравнение. Если профессор не может решить, то с чего он взял, что какой-то ученик сможет? Ладно, попытка не пытка. А если профессор решил поглумиться.. Да тоже вытерпим. Пофиг.
Сэм все еще стоял на том же месте, держа в руке мел. Застыл. Но в голове его крутились мысли.
- Ааааа... вы пробовали сокращать вот эти числа? - Сэм подошел к доске, указал на те самые числа и далее записал свою версию решения уравнения. Через какое-то время, даже не удивление самого Сэма, у него получился ответ. Причем ответ показался ему очень нелепым. Единица. Хоулетт почесал затылок, сделав крайне недовольное выражение лица. Нда. Странно как-то. Но он решил оставить как есть и отошел от доски.

Отредактировано Samuel Howlett (2013-03-02 18:29:30)

0

7

Профессор не думал об уравнении, которое решал племянник. Он засыпал. На Рохлера рухнула вся неподъемная тяжесть усталости, а ещё его как будто охватил озноб. Он прикрыл глаза, пока студент пытался справиться с задачей. Естественно, Рохлер дал ему решить то, что решил, будучи ещё школьником. Он давал это уравнение на проверку тем, кого считал способным, потому что верил, что оно приносит удачу, как принесло однажды ему, открыв широким жестом тяжёлые двери в мир математики.
Но сейчас профессору мерещились не уравнения, что было достаточно удивительно, ему мерещилась Шотландия. Его родная, прекрасная Шотландия с бескрайними вересковыми пустошами, высокими горами, увенчанными снежными шапками и тихой гладью озёр, скрывающих тайны древности. Он однажды ездил с отцом и матерью на озёра. У них там был домик, доставшийся в наследство от деда по материнской линии. Он тоже, вроде, был писателем, правда, совсем свихнулся на старости лет от житься в глуши. Так что единственным дедом Рохлера был полу-немецкий папаша его отца, который был физиком.
И вот они приехали в этот домик на летние каникулы. Это был даже не домик, а просто покосившаяся старая лачужка. Всё лето Майкл с отцом ремонтировали дом, и в августе он уже выглядел более прилично. Вспоминал же Рохлер не отца, а запахи и звуки озёр, легкие всплески, лягушачьи концерты, которые так приятно слушать бессонными ночами, сидя под высоким небосводом.
Профессор математики почувствовал, что падает и вовремя ухватился за парту. Ему уже не раз случалось упасть в обморок. Иногда перед этим здорово сорвав на ком-нибудь из ниоткуда взявшуюся злость. Но сейчас Рохлер не был зол, просто устал. Единственное, что могло бы его спасти – это чашка кофе, но сей бодрящий кофеиновый напиток было достать просто негде, поэтому профессор вынул из кармана пачку сигарет, достал одну, потом из другого кармана зажигалку и закурил, с наслаждением первый раз затянувшись. Он знал, что курить в университете нельзя, но ему было плевать. Он бы рухнул в обморок, если бы не закурил, поэтому риск был вполне оправданным.
Рохлер убрал со лба непослушные пряди волос, проведя по голове рукой, и с усилием попытался сфокусировать взгляд на цифрах, выходивших из под худой руки Хоулетта.
- Так, так, - профессор поравнялся со студентом и удовлетворённо кивнул. – Всё верно, мистер Хоулетт.
Конечно, племянник всё решил верно и, хоть ответ и был странным, но он был правильным. «Ещё бы ты не решил», - улыбнулся Рохлер самому себе, ещё раз перепроверяя уравнение: «Ты же племянник своего дяди, Хоулетт».
- Вы молодец, - похвалил Рохлер. – Не многие на вашем курсе смогут решить такое. Я поставлю вам за это «A», и мы забудем о моей неловкой оплошности с вашей работой, хорошо?
Профессор легонько потрепал парня по плечу, потом отошёл или скорее отплыл к столу и стал снова собирать вещи.
- А ведь фамилия вашей матери в девичестве была Рохлер, - вдруг холодно сказал Рохлер, опираясь руками на стол, он повернул голову к студенту и улыбнулся. – Не так ли?
«Странно, что до него так и не дошло. Никаких ассоциативных связей. Может, решил, что однофамильцы, но он ведь знает, что я из Британии», - рассуждал про себя математик: « Но ему труднее. Я один такой «красавец» в нашей семье, все остальные ничего, так что похожих на меня Рохлеров он встретить не мог, в отличие от меня. Ох… как похож на деда, а!»
Рохлер больше не глядел на Хоулетта, предоставив ему полную свободу действий и пытаясь угадать, что он сделает. Убежит ли, останется? Да какая разница. Главное, что профессор выполнил свой семейный долг и свёл знакомство с племянником, что будет дальше – уже не его дело.
Медленно застёгивая сумку, Рохлер ещё раз мельком оглядел кабинет. Потом он потушил сигарету, просто бесцеремонно растерев её о дорогую кожу сумки. Ничего, денег хватит ещё на тысячу таких сумок, а вот сигарету убрать было надо. Почему-то Рохлеру не приходило в голову, что племянник будет на него жаловаться. Думал, что сам бы не стал так делать, и он не станет. Что не факт, конечно.
Рохлер как-то тяжело вздохнул и, закинув сумку на плечо, посмотрел на племянника, снова увидев в нём своего дядю. «У всех когда-то были дяди», - с невеселой усмешкой подумал профессор.

0


Вы здесь » Golden Gate » Архив игровых тем » Сумасшедшие