1) Имя и Фамилия
Лекс Адам Фоли | Lex Adam Foley
2) Возраст
24
3) Род деятельности
вольный фотограф, вытворяющий под псевдонимом Styx.
4) Внешнее описание
Jude Law
5) Характер персонажа
А теперь отвали и дай мне погреться в лучах счастья быть мной. (с)
Того парня в газетной шумихе очень легко распознать по определениям "молодой, талантливый, перспективный" - его имидж соткан из популярности, которую он несет людям. Как светлячок, оставляющий фосфорную пыльцу на неприметных пнях, Лекс весь измазан люминисцентной липкой смолой, притягивающей взгляды. Поставив ярлык мажорного выродка, вы не ошибетесь, но на то и направлен яркий окрас. При желании он может стать отличным собеседником, молчуном или тенью. Но даже вспоминая ваше знакомство с Фоли, вам не удастся ухватить в памяти тот момент, когда он был навязчив, излишне громок или напорист. Чаще всего этот парень любит незаметность - кадры лучше получаются, когда никто не ждет вспышки. В его личной студии побывало немало юных дарований, но даже там, в обители мастера, никто не может понять, какой он вне работы. Пока Лекс - это сосредоточенный и внимательный, строгий и властный джентльмен, он объят пленочной скорлупой так, что и не простучать. Да и не ломится никто: всем достаточно только быть в приятельских отношениях с ярким фотографом, чтобы обладать несколькими десятками стоящих фотографий, да возможностью попасть на страницы известной газеты. Вечерами он любит слушать джаз, выходными - срываться в другие страны, чтобы насытиться яркостью первозданного и неистощаемого богатства цивилизаций, природы, истории. Он страстен и апатичен как заразившийся биполярным расстройством, он может кинуться в провальную авантюру, может отдать всё ради одного кадра, который по удачливости окажется сенсационным, он может раздолбать в щепки стереотипные законы съемки, чтобы вернуться однажды к традициям и назвать это новой струей в своём творчестве. Но чаще в последнее время отдаётся шумящей публике с газетных страниц, с рвением карьериста разглаживая полотна знакомств для будущего эскиза самой талантливой фотосессии.
6) Жизненный путь
В свои пять я вполне верил, что мир, открывающийся с карниза нашего дома - мой. И дело не в мании величия, и даже не в желании обладать стройными квадратами серо-зеленых оттенков, простирающихся вокруг, весь смысл был в ощущении родственности и тотальной близости с бордюрами, крышами, антенами, мостовыми, площадями и всем тем, из чего был свит Париж 90-х. Казалось, что у моей жизни парфюм с оттенками осеннего ладана, что ресницы её гнутся дугой Эйфелевой башни, а радужки раскрашены небесной свежестью, и шепчет... шепчет она шелестом голубиных крыльев. Тогда в этом не было ни романтики, ни лирического пафоса: только дни неслись линиями дорожной разметки, дни улыбались солнечными барельефами, подмигивали зеркалами витрин, и я не знал города в лучше, чем Париж 90-х. Это потом из конфетной обертки он вырвется под кожу, забурлит по кровотоку в бешеном ритме, обожжет и потянет за собой нутром, вечерне-похотливым с нотками романтики. А пока... пока мне пять, и я счастлив пускаться утренней прохладцей по родному и бесконечно уютному городу. Отличным суррогатом материнской заботы становятся приторные ласки нянек, имена которых я уже не стараюсь запоминать: их череда пестра и столь же скучна, как перелистывание модного журнала, коими запорошена наша квартира. Кстати, прошу любить и жаловать (чем и занимается лучшая мужская половина столицы Франции) - моя матушка Агата. Ей двадцать семь по паспорту, шестнадцать по разговорам и сорок шесть по жизненному опыту, и у неё аллергическая реакция на всё, что хоть отдаленно напоминает жизнь нормальных людей. Поэтому Франциск протягивает мне утреннюю булочку, демонстрируя фигуру Давида by Микеланджело (жаль, что без фигового листа), Пьер гуляет с нами по парку днём, а вечером Тина рассказывает мне про далёкую Испанию прежде, чем скрыться в золотистых всполохах спальни моей матушки. В остальном же у меня были все шансы послать дядюшку Фрейда к его пробабушке, и стать среднестатистическим парижанином. Жаль, что ими я не воспользовался.
Семнадцать. Что вам рассказать про мои семнадцать? Позади три года колледжа, который отправился вслед за Фрейдом, потому что я чуть не вывихнул челюсть, зевая на занятиях - а это, как-никак, опасно для здоровья. Пара недель университета, в который попыталась приткнуть меня Агата, между тем развлекаясь с преподавателем философии... И, наконец, то, что можно назвать счастьем. Я лакал свои семнадцать большими глотками, алчно и яростно впиваясь в них вампиром, я высасывал, утонченно и томно, высасывал сладкий сок, стекающий с тугого плода свободы. Капля по капле, в стеклянных линиях которых отражались то женские шпильки, то бокалы с самым дорогим вином, то золотистые бока саксофона, то... да всё, что только снилось, желалось или было лишь мимолётным капризом. В двадцать я мог преподавать географию по визам в паспорте - возлюбленный солнцем пятнадцати жарких стран, овеянный ароматом всех континентов и опоённый пьянящей влагой путешествий, я, наконец, нашёл свою истинную страсть. То, чему верен и по сей день.
Белая комната расцвечена яркими вспышками абстракции, но стоит лишь приглядеться, вникнуть - детали, детали, детали. Они вьются навязчивой идеей, обступают шепотом, штрихами, свето-тенью, чтобы в секунду сложиться общностью, живописью: фотографии в моей студии - лишь осколки всех стараний и поисков, но они... Лучшие. В них не найти ни статичной структуры, ни системы, лишь эмоции, шквалом, оргазмом, фейерверком. Сан-Франциско дарит надежду всем, кто однажды приник к его лощеному плечу, но лишь мне он подарил истинное счастье быть искренним в своём вдохновении. И эта естественность, зажатая в рамки фотографий - всё, чем я дышу и живу.
7) Ориентация
гетеро
8) Опыт на ролевых играх
столько не живут) порядка 6 лет
9) Связь с вами
админу в ЛС
10) Ваша посещаемость
минимум - по часу в будни, чуть больше в выходные.
11) Ключ
12) Летопись
Город с твоими глазами-17.05.2011
Весенний вечер вдыхал долгожданное тепло в торжественный блеск улиц: пахло чем-то пряным и дурманящим, что-то от запаха французской выпечки и утонченного парфюма. В общем, у Исы не было шансов встретить проростающую ночь в антураже ресторанной роскоши и щедрых улыбок кавалера. А она надеялась... Собиралась, крутилась по дому, швыряла вещи, подбирала наряды, суетилась и жила, то и дело поглядывая за окно: где-то в синей материи гаснущего вечера уже вычерчивался статный силуэт того, кто разделит на две дольки майское волшебство. Но в эту трогательную картину никак не вписывался возбужденный фотограф, стремительно взбегающий по лестнице прямо к дверям Исы. Самое страшное - что у него масса сумасшедших планов, в которых есть любимая модель, любимая камера и любимый Мадрид!
Этот приторный привкус свободы, которому они посвящали себя всякий раз, стоило разойтись по своим углам... Он надоест однажды. И она сама не заметит, как окажется у двери фотографа в утренний воскресный час, прислушиваясь к звукам по ту сторону. Но нет, не тишина прижималась к дверному проёму: слышались голоса, и смех, и вдохновенная возня. Уйти? Так и не узнав, что там происходит? К тому же, когда ей нужны были доводы, чтобы врываться в его жизнь? Он откроет ей, улыбаясь, во всеоружии своего обаяния, в фартуке на голый торс и колким удивлением в глазах. Брюнетка за плечом Лекса обескураживающе помашет рукой.
Отредактировано Lex Foley (2012-09-10 00:19:30)
