Golden Gate |
|
||||||||
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Golden Gate » Архив игровых тем » одиннадцать последних прикосновений.
1. одиннадцать последних прикосновений.
2. Madge Marco, Lasse Therkildsen
3. 2013 год, пусть будет сентябрь.
4. пару дней, после смерти мадж.
5.
я думал тихо спишь,
скрывая за плечами
все тайны, но малыш
кричу сейчас отчаянно.
я думал тихо спишь,
в глазах скрываю слезы,
но утром ты, малыш,
увидишь неба грезы.
теперь ты тихо спишь,
тебе все слезы, розы,
года твои, малыш,
уйдут со мною, в грозы.
Когда ты жив, можешь дышать и ходить по газонам, ощущая на себе каждую каплю холодной росы, или просто нежишься на солнце, попадаешь под ливень, а может, играешь в снежки, ты даже не задумываешься о том, что рано или поздно этого не станет. И тогда, когда мечта о загородном доме или очередном путешествии превращается в пыль, ты осознаешь всю горечь событий и удушение от несказанных слов. Они прям подкатывают к горлу, создавая некий ураган всего, что уже не суждено услышать никому. Никому из тех, кто находится по другую сторону этой ужасной стены жизни и смерти.
Сегодня я в очередной раз осознала, что эту боль нельзя сравнить с земной. Как бы тяжело и паршиво на душе тебе не было, ты можешь просто подойти и сказать об этом. Можешь обнять близкого человека и плакаться ему до тех пор, пока не выйдут все слезы. Можешь завалиться в бар и излить душу бармену, который радушно выслушает. Ты можешь поговорить даже с соседской собакой, которая не поймет ни слова, но все равно станет легче. Тут не так.
Вам знаком этот момент, когда от прошедших событий хочется кричать. Появляется неимоверное желание плакать, забиться в угол и крепко обнять колени, которые примут на себя весь удар слез. Тут ты не можешь даже этого, становиться еще больнее. Слезы не для душ, стены не преграда, а крик, что вот-вот должен был вырваться со рта, каким-то тайным образом попросту затихает. И ты просто стоишь и смотришь за тем, как родные и близкие люди льют слезы, не сразу осознавая, что это все из-за тебя. От этого еще хуже. Ты начинаешь думать, как это можно исправить, но действия бессильны и вот в этот момент хочется ненавидеть себя. За то, что вновь села за руль. За то, что не смогла выжить после долгих стараний врачей. За то, что не сказала главного.
Вчера были мои похороны. Согласитесь, немного странно наблюдать за тем, как твое тело опускают на шесть футов под землю, а затем засыпают грудой земли. При этом сидеть на надгробии, зная, что тебя никто не видит и слушать траурные речи пришедших гостей. Кто-то говорит, а остальные слушают, изредка тяжело вздыхая.
Одни уткнулись носом в любимых, таким образом вытирая горькие слезы, другие мужественно стоят и смотрят, не подавая виду. Третьи пришли лишь из уважения к семье, мысленно виня меня в том, что пришлось сорвать свидание с очередной любовницей, а четвертые стоят в стороне, не имея возможности наблюдать за всем происходящим. Остаются пятые, что буквально пару минут назад держали за руку мое тело, а теперь стараются вытереть платком слезы.
Мать произносила речь. И, казалось бы, все было хорошо, её искренность и желание бороться, пока женщина в черном не кинула колкую фразу о том, что все могло бы быть иначе, останься бы я дома два года назад. Я разозлилась, и тогда внезапно свернула молния, а за ней и раскат грома.
Сейчас я сижу в квартире Лассе. Именно это место я называла домом, родным и до ужаса уютным. Будь я жива, скорее всего, мирно бы спала, или смотрела телевизор. Какое-то кулинарное шоу, то самое, где у ведущего противный голос. Или мы бы помирились после многочасовой ссоры, той самой, когда забегают соседи, с криками «вы мешаете нам спать!», и в порыве страсти осыпали бы друг-друга поцелуями. Да я была бы согласна пережить очередную ссору, не мириться или даже уехать ночевать к кому-то из подруг. Все что угодно, только бы знать, что близкие мне люди в любой момент смогут ощутить меня рядом.
Уже не думаешь о роскоши объятий и поцелуев, достаточно одного прикосновения или слова. Людям в этом плане легче, мы их слышим, видим. Иногда пытаемся обнять, поцеловать, но им этого не ощутить уже никогда.
Так и сейчас, каждый день, час, минуту, секунду я нахожусь рядом, иногда стараясь заправить выпавшую прядь волос за ухо, вытереть крошки, прижаться, поцеловать. Как и раньше, вечерами я сажусь рядом, ложа голову на плече и аккуратно вырисовываю узоры на руке, а затем медленно направляюсь в кровать, заботливо целую и ложусь рядом, что есть силы прижимаюсь к спине, и молю Господа о том, чтобы тот позволил ощутить Лассе хоть одно мое прикосновение. Это неописуемая роскошь, её нужно заслужить. Но как? И тогда за окном начинается дождь. Мне кажется, что это мои слезы. Скорее всего, простое стечение обстоятельств. Я выхожу на балкон и уже не мокну. Если долго смотреть на дождь, нас можно увидеть. Среди капель, что совсем чуть-чуть замедляют свой ход, соприкасаясь с нами. Увы, люди не привыкли такое замечать.
Я бесповоротно схожу с ума, если, конечно, осталось еще с чего сходить, мне как будто кто-то душу переломал, и ее не восстановить.
Яркое полуденное солнце слепило глаза, окрашивая невысокие домики старого района в теплые медовые оттенки. Поднялся легкий ветер, несший в себе ароматы пряностей, цветов и запах свежего тыквенного пирога, что стыл на подоконнике его бабушки. Морщинистая ладонь ласково огладила Лассе по осунувшемуся лицу, вторя зазвучавшим словам:
- Я рада, что ты вернулся...
- Время лечит, так, Ба? - его тонкие губы попытались изобразить некое подобие улыбки, но только устало скривились, а на стол с глухим стуком опустилась аккуратная бархатная коробочка.
От Сан-Франциско воротило нестерпимо, горько, всего ломало, потому что больше ничего там не держит, претил сам воздух мегаполиса, смешанный с гарью от высоких, серых труб заводов, выхлопными газами миллионов машин, зловониями, которые источают вечные мусорки. И Лассе позорно сбежал, не выдержав одного дня до месяца со смерти Мадж.
- Да, Голди, да, я сделаю это сегодня! – его звонкий смех, неровный, немного нервный от предвкушения скорой встречи, заполнил гостиную, заставив бабочку-моль испуганно сорваться с облюбованного места на спинке кресла. Лассе плюхнулся на диван, выкидывая в сторону замолчавший телефон, и откинул голову назад. Глаза были плотно закрыты – так лучше представлять себе Мадж, такую легкую, невесомую, его маленького чертенка с глазами ангела. Лассе против воли улыбнулся, уверенный, что ответом на его предложение будет «да», девушка давно была готова посветить ему остаток своей жизни, так что согласие на брак было простой формальностью.
Когда это случилось, Лассе готовился выходить из дома, рылся в жестяной банке, ища ключи от мотоцикла, и досадливо выругался при звуке внезапно раздавшейся телефонной трели, которая заставила его вздрогнуть. Три таких обычных, блеклых слова, произнесенные ледяным безжизненным голосом отца Мадж, сложились для него в страшную картину.
«Мадж больше нет», - раскачиваясь на месте, обхватив колени руками, кусая губы, потрескавшиеся от соленых, отчаянных слез, Лассе повторял про себя эту фразу весь вечер. Он заперся в квартире, после того, как вернулся от родителей Мадж, и до него никто не мог достучаться еще два дня – вплоть до самых похорон.
Конечно, они обвинили его во всем – ненадежный парень, плохая компания, как их дочь могла связаться с такими отбросами, это они загнали ее в могилу, они не достойны даже имени ее упоминать. Лассе выслушивал горькие, жалящие слова, срывающиеся с уст впавшей в истерику миссис Марко, спокойно, не шелохнувшись, а потом круто развернулся и исчез из их дома, чтобы появится там в последний раз только в день прощания с Мадж.
Восемь темно-бардовых, плотных ирисов легли на свежую могилу, по-своему выделяясь на фоне остальных цветов. Лассе присел на корточки и затушил окурок о землю. Несколько минут он не сводил больного взгляда с надписи на надгробии, потом дрожащими пальцами обвел буквы и поднялся, поежившись. На кладбище никого больше не осталось – только он и старик-гробовщик, возящийся с лопатами возле своего сарая. Пора возвращаться домой.
Каждую ночь он теперь просыпался от призрачного ощущения, что Мадж рядом, что она, как и прежде, обнимает его со спины, прижимается грудью, щекоча дыханием основание шеи, а он сжимает ее теплую ладошку в своей. Лассе, устало потерев глаза, поднялся с кровати, нашарил в джинсах пачку сигарет и зажигалку, и вышел на балкон.
Он не успел и затяжки сделать, когда увидел ее – такую реальную, близкую, и в тоже время недоступную, Истерзанное сознание решило сыграть с ним в злую шутку… Лассе вытянул впред руку, силясь дотронуться до Мадж, и выпустил из губ сигарету, шепча ее имя.
Отредактировано Lasse Therkildsen (2012-08-13 17:43:21)
Вы здесь » Golden Gate » Архив игровых тем » одиннадцать последних прикосновений.
