Мне здесь не нравилось. Небольшое, но сильно прокуренное помещение какого-то захудалого бара, раздражающая светомузыка, и громкие басы, новорящие раздробить мозг на мелкие кусочки и вынести его вон. Каким ветром меня сюда занесло? Если честно, я смутно помнила, как оказалась здесь, и кажется даже не знала адреса это бара, а только его название, которое я могла прочитать на майке бармена. Я голове все еще крутился голос Энжела, а мысли пытались собраться в кучу, дабы собрать из отдельных клочков целую картину того, каким черт возьми образом мы умудрились скатиться в эту глубокую яму, сведя все наши отношения не то, что на ноль, а наверное даже уведя их в далекий минус. Тьма, покрывшая нас обоих и заслонившая собой все, пришла будто бы из ниоткуда, и разрослась до невероятных размеров, теперь давя на меня, и лишая всякой возможности мыслить здраво. Единственный лучик, который я сейчас видела, это самолет, в который мне предстоит сесть через пару часов и улететь отсюда обратно в солнечную родную и любимую Италию. Я свято верила в то, что как только мы приземлимся там, в Италии, все эти путы, окутавшие мою грудную клетку, наконец то потеряют свои силы и больше не будут властны надо мной там. Да, я была маленькой наивной девочкой, которая верила в то, что от проблем можно сбежать, что проблем страшные территориальные границы и что оные они, проблемы эти, не осмелятся переступить.
Каждые пять минут, если не чаще, ко мне, на свободный рядом высокий стульчик (черт бы его побрал!), подсаживался то один, то другой. То упитый до определенной кондиции, то обкуренный до той же, а то просто какой-то судя по всему вечно по жизни летящий и невменяемый. И каждый раз я огрызалась на них - естественно, как можно более дружелюбно, но тем не менее твердо и уверено - и отнекивалась от всех предложений угостить меня выпивкой, говоря что меня вполне удовлетворяет стакан сока, стоящий передо мной, отпила из которого я, к слову, всего пару раз. Мне просто было не до этого всего, мыслями я была где-то между небом и землей, уже в пути до милого дома. Я чувствовала себя на столько уставшей и выжатой, как лимон (а если быть точнее, то просто напросто затраханной всем происходящем в последнее время), что ни на секунду не задумалась о том, что же ждет меня дома. Мать и отец, которые ничего не знают о моей беременности, и которые, узнав о ней, придут в шок, ведь с отцом ребенка я сейчас прямо таки скажем чуть ли не на ножах. Не понимала, что сбегая от одних нерешенных проблем, я добровольно бегу в лапы других, от которых даже если и сумеешь тоже сбежать, то круг в любом случаи рано или поздно замкнется. Хотя, вероятно, оно и к лучшему, что я не думала об этом - так, в мечтах о том, что в Италии я стану свободной, я могла бы хотя бы немного вздохнуть, чуть ровнее и глубже, чем за все последнее время.
В реальность я вернулась тогда, когда над ухом раздался чей-то очередной довольно неприятный мужской голос. Музыка снова ударила по мозгам и я, поморщившись, соскользнула со своего места, и направилась в уборную - там должно было быть потише. На ходу я выудила из сумочки телефон, набрала номер - по памяти, а не заползая в телефонную книгу, номера всех дорогих людей я как свои пять пальцев знала наизусть - а когда захлопывала за собой дверь, то уже слышала в трубке голос Кристиана, отозвавшегося на звонок.
- Привет - подойдя к раковине, я облокотилась о нее свободной рукой, и уставилась на свое отражение в зеркале. Куда-то делся привычный блеск с глазах, зачем-то в небытие канула практически перманентная легкая улыбка, видно было, что на плечах моих тяжелым грузом сидят отчаяние, тоска, и уныние. - Забери меня отсюда, пожалуйста. - Затем я назвала Уэйлеру название заведения и на пальцах объяснила, где оно примерно находится, описав что тут рядом есть, откуда я приехала запрыгнув в такси, и сколько примерно времени заняла дорога - в общем, я выложила все, что знала и все, что как я надеялась, могло помочь ему сориентироваться куда за мной ехать.
В зал я возвращаться не собиралась. Я осталась здесь, в столь же прокуренной маленькой комнатке уборной, но к счастью в данный момент - тихой и безлюдной. Прислонившись к стене, выложенной плиткой, я спустилась вниз, и закрыла глаза, ожидая его звонка - мы договорились, что он позвонит, когда будет на месте.

Просидеть в позе эмбриона, прижимаясь к стене на столько сильно, на сколько это возможно, что ее холод я ощущала даже через кофту, мне удалось не долго. От каждого шороха, от кадого шага, разносившегося за дверью, сердечко мое, и без того трепещущее словно мотылек, каждый раз поспешно уползало в пятки. В один момент, когда за дверью раздался громкий и неприличный гогот, я подскочила с места, и вновь повисла на раковине, сжимая ее пальчиками до такой степени, что белели костяшки пальцев. С каждой новой убежавшей минутой до меня все больше и больше доходило, на сколько ужасно и даже опасно - по-крайне мере для таких девиц, как я - это место. Сверля испуганными глазами свое собственное отражение в зеркале, я пыталась вспомнить, или хотя бы чуть чуть уловить дымку тех мыслей, которые правили мной, когда я вылезала из такси именно на этой улице, и заходила именно в это забытое приличными людьми убогое место. В висках запульсировало, но все попытки понять саму себя и разобраться в том, как я могла допустить такое и оказаться здесь, оставались тщетными.
Время тянулось долго, словно секунды растягивались в минуты, издеваясь надо мной. Мне становилось противно от самой себя, за то, что я опустилась до такого - пусть даже будучи в каком-то неведомом трансе - и позволила себе забрести сюда, и не выскочить отсюда через пару-тройку минут, а остаться. В очередной раз я задалась вопросом, когда же все успело опернуться в такую беспросветную полнейшую задницу? Когда мы с Ангелом успели разбить свой мир на мелкие кусочки и отправить друг друга, теперь уже будто бы даже абсолютно чужих друг другу, бродить босиком по его осколкам? Вопрос этот трепыхался в сознании, порой с новой силой, давя на меня своим отчаянием, но как я ни старалась - ответа найти не получалось. Я не понимала, как все произошло, но зато видела результаты: я здесь, в захудалом баре, скоро должна улететь обратно откуда так рвалась, и моя жизнь поделена на "до" и "после", и второе покрыто холодным мраком.
Включив воду, я набрала в ладошки холодной воды, и ополоснула лицо. С замиранием сердца я ждала, что ты позвонишь, но телефон упрямо молчал, и все сильнее во мне поднималось жгучее желание выскочить отсюда, как пробка из бутылки, и убежать в любом направлении, лишь бы подальше. Я уже даже рисовала в голове эту картинку, пытаясь набраться смелости, и воплотить ее в жизнь: выскочить из туалета, проскочить мимо всех этих омерзительных рож, выбраться на улицу и, сняв туфли, побежать куда-нибудь, в цивилизацию, где затем поймать такси и укатить в аэропорт. На счет "три" я уже была готова выйти отсюда, но дверь распахнулась раньше, заставив сердце камнем ухнуть куда-то вниз, и резко перевести взгляд со своего отражения на проем.
- Слава богу - на выдохе прошептала я, уже двинувшись тебе навстречу, и теперь ощущая себя в безопасности.
Когда ты с излишней силой сжал мое запястье, почти мгновенно от того занывшее, я ничего не сказала, и не выдернула руку, просто проследовала за тобой на улицу. Когда ты скомандовал залезть в машину, я покорно юркнула внутри, и пристегнула ремень безопасности.
И только теперь поняла, что что-то не так. В машине пахло алкоголем, и переведя нерешительный взгляд на тебя, я заметила того, чего не заметила прежде. Ты был пьян. Но знаешь - мне было все равно, я даже и не подумала спросить тебя, что может быть нам стоит поймать попутно, а не вести тебе самому. Говорят, опасно браться за руль, если ты не трезв, и тем более опасно гнать на такой скорости, но мне было на столько плевать на то, что будет дальше, что наверное никто не может себе представить. Разобьемся? Да пожалуйста, мне же только легче станет. 
Я просто откинулась на сиденье и закрыла глаза. Молчала всю дорогу. И, признаться, мне было не комфортно рядом с тобой, пожалуй, впервые за все то время, когда я только приближалась к тебе. Я чувствовала себя нашкодившей провинившейся школьницей. Мне было стыдно, что тебе пришлось забирать меня из столь паршивого места, чувствовала себя виноватой за то, что я вообще сорвала тебя попросив за мной приехать, а волоски на моих руках, вставшие дыбом, говорили мне о том что я буквально ощущаю кожей то, что не имела права так поступать и что ты, вероятно, не рад моему внезапно свалившему на тебя обществу и думаешь точно так же, что я не имела права. Прости, но сейчас я одна, и мне некому было звонить.

Время было еще не так много, всего около одиннадцати вечера, но ты уже ретировался с глаз. Наверное, будучи в состоянии опьянения, единственное о чем ты мечтал - это кровать, а не сошедшая с пути истинного девица в твоем доме. Я снова почувствовала себя виноватой за то, что свалилась тебе на голову сегодня, и окинула печальным взглядом заготовленную постель в твоей комнате - какой там спать, моя голова взорваться готова, и это явно не даст мне заснуть.
Я жутко хотела избавить себя от этой одежды, пропитанном разными запахами бара. Но переодеться мне было решительно не во что, благо что в этой стране любой каприз доступен за деньги, и по сему вещи мои, упакованные в два чемодана (я забрала почти все, по скольку не знала, на сколько улетаю), заблаговременно были отправлены в аэропорт, в камеру хранения. Немного замешкавшись, я стянула со стула твою рубашку, и направилась в душ - на цыпочках, передвигаясь осторожно на столько, на сколько это было возможно, чтобы не побеспокоить тебя. Чтобы ты вообще не замечал, что я здесь, в твоем доме.
Вот только хватило меня не на долго. Острая нужда поговорить с тобой, хотя бы как минимум извиниться за сегодняшний вечер, схватила за горло. Да и не могла я находиться одна, в твоей комнате на верху, зная что в доме есть живая душа - одиночества в последнее время мне и так хватало сполна и даже больше. Вот видишь, какой бы я не была, что бы не происходило и сколько бы времени не прошло, я всегда возвращаюсь к тебе. Наверное, когда нибудь ты перестанешь меня впускать, но пока что - пока что, спасибо тебе.
Сняв полотенце с головы и разбросав мокрые волосы по спине, погасив свет в твоей комнате, я спустилась вниз в гостинную. Ты лежал на диване, отвернувшись лицом к спинке, но я понадеялась, что возможно ты еще не спишь. Осторожно присела рядом, на краешек.
- Надеюсь, ты не против, что я надела твою рубашку, мне нечего было переодеть. Не правильно это, что ты ушел из собственной комнаты из-за меня, нужно было меня выселить на диван - я говорила тихо. Если ты не спишь, то в звенящей тишине квартиры мой голос все равно услышишь, ну а если спишь - то я тебя не разбужу, и просто уйду обратно. - Кристиан... - я редко называла тебя полным именем. Привыкла к сокращению, или к тому, как ты представился в день нашего знакомства. Поэтому такое обращение резануло слух и показалось крайне странным. Зато полностью выражало мою неуверенность. Я закусила губу. - ...прости, что побеспокоила тебя своим звонком и что я оказалась именно там, и спасибо огромное, что забрал меня оттуда.
Ты молчал. Мне было сложно понять, спишь ты, или притворяешься потому что не хочешь со мной разговаривать, но я не могла встать и уйти. Сидеть здесь рядом с тобой было так хорошо, гораздо лучше, чем быть одной там, наверху. Даже если ты ничего не ответишь, если ты спишь, я лучше просижу здесь всю ночь, около тебя, чем вернусь наверх, добровольно на растерзание собственным мыслям. А пока - я теребила пальчиками низ рубашки, и сверлила взглядом собственные колени.
- Крис, я улетаю сегодня. Вернее завтра, рано утром.
Ну же. Обрати на меня внимание. Не бросай меня. Только не сейчас, прошу.

Ты знаешь, студентки щебечут о тебе практически не каждом углу. Еще было, было бы странно, если бы молодой и столь обаятельный преподаватель, как ты, не будоражил бы воображение юных особ, многие из которых, готова поклясться, пошли в театральный кружок только чтобы почаще давать подпитку своим фантазиям, лицезрея тебя во очию. Пока они мысленно раздевают тебя и куражатся с тобой в своих запредельно смелых ночных фантазиях, я просто улыбаюсь странной отстраненной улыбкой всякий раз, как слышу упоминание о тебе, сладко слетающее с чьих-нибудь уст, и безумно ценю то, что у меня есть. Возможность в любой момент позвонить тебе и услышать твой голос, возможность придти к тебе в гости и высказать все то, что накипело на душе, возможность просто побыть с тобой рядом, как со старым другом. Возможность знать, что так или иначе - ты у меня есть. Я уверена, многие из той толпы девиц отдали бы многое хотя бы за это, но знаешь что? Мне всегда казалось, что этого вполне достаточно, я и мечтать не могла о чем-то большем.
Я всегда боялась занять слишком много места в твоей жизни. Я не знаю, не могу найти ответа на этот вопрос, почему и откуда во мне взялся этот страх, на чем он основан, но мне никогда не хотел, чтобы у тебя был переизбыток меня, если таковой вообще возможен. Быть может, ты считаешь, что я поступаю как последняя неблагодарная паршивка, что я плюю на тебя, порой пропадая на долгое время не давая о себе знать, а затем снова и снова внезапно врываясь в твою жизнь опять. Но, поверь мне, это не так. Ты всегда где-то рядом со мной, я тебя безумно люблю - по-своему - и всегда держу в своем сердце. Я даже знаю номер твоего мобильника наизусть и могу набраться его с закрытыми глазами, в то время как про многих других могу даже и не вспомнить, что они вообще есть в записной книжке моего телефона.
Меня устраивают наши отношения, как бы эгоистично это не звучало. Знаешь, ты похож на моего Ангела-Хранителя в этом городе. Зная, что я могу в любой момент тебе позвонить, я чувствую себя спокойно и комфортно, потому что уверена - ты всегда придешь на помощь. Всегда приходил, и всегда был рядом тогда, когда мне это было нужно. Кажется, с того самого дня, как мы с тобой знакомы, мы стали невероятно близки друг другу. Сразу прониклись друг к другу неимоверно теплым чувством, а между нами образовалась та тонкая нить, о которой говорят китайцы в своей древней пословице. И она никогда не порвется, мы всегда будем ею связанны, чтобы не присходило и где бы ни были. Во всяком случаи, я безумно хочу в это верить, потому что как я буду без тебя? Нет, не скажу пафосной фразы, что не могу представить. Могу. Мне будет бесповоротно и непреодолимо грустно, зная, что тебя больше нет там, за моей спиной. Если тебя не станет, то часть той стены, за которой я чувствую себя под защитой, просто напросто рухнет, образуя огромную дыру в моем огражденном уютном мирке.
Но на сколько близкими бы мы не были друг другу духовно, между нами существует определенная черта, переступить которую, пожалуй, в мыслях не было ни у тебя, ни у меня. Это тот порог, в рамках которого всем хорошо и комфортно, а за пределами которого начинаются наприятные ощущения нарушения привычного баланса, перевес в сторону "нельзя" и "так не должно быть". Я уверена, ты понимаешь, о чем я, об этой черте знали мы оба.
Сегодня странный вечер. Многое перевернулось с ног на голову в моей жизни, многое перевернулось во мне, и разумеется теперь мне кажется, что так останется на всегда. Я надеюсь, ты простишь мне, что сегодня я ворвалась в твой мир больше и дальше, чем обычно? Сегодня мне это нужно. Сегодня ты мне нужен, потому что веришь или нет, сейчас ты - это единственное, что осталось в этом городе любимое мное, единственный кого я еще боюсь потерять в этот треклятый разрушающий и переворачивающий все на своем пути вечер.
Я чувствую, он не пощадит и нас.
И ты, ты тоже это чувствуешь? На сколько все это непонятно и ново, то что я здесь, рядом с тобой, в столь поздний час. Сижу в твоей гостиной, с замиранием сердца ожидая, когда ты откроешь глаза и глубоко вдыхая аромат мужского парфюма, исходящий от твоей рубашки, что надета на мне. Он, этот запах, перемешивается с другим, с алкогольным, но менее приятным и привлекательным от того не становится. Твое дыхание ровное, и я стараюсь дышать так же, несмотря на то, что сердечко колотится в грудной клетке. От чего? Не могу понять. Здесь тепло и уютно, но во мне поселилось беспокойство, которое не выгонишь поганной метлой. Или это что-то другое?
Я не успела разобраться - твоя ладошка, приземлившаяся на мою ногу в области бедра, заставила меня немного вздрогнуть. От неожиданности, что ты позволил себе такое. Ведь наш максимум - это приобнять друг друга за плечи при встрече, или прощаясь. Странное чувство, я отметила про себя, что на прикосновения парня, с которым еще недавно встречалась, я давно перестала так реагировать. Безусловно, они вызывали отдачу и заставляли кровь бежать быстрее, но будоражили они не так - более привычно и от того менее ярко. Но ты знаешь, мне это нравится. Мне нравится быть так близко к тебе.
Из прислушиваний к себе и своим ощущениям меня выдернул твой голос. Что это - осуждение к нем? Неприятно кольнуло в области сердца, ты как всегда - во многом прав.
- А я не оправдала твоих? - глухо переспрашиваю я, содрогнувшимся голосом. Не осуждай меня, не надо, пожалуйста. Кто угодно - но только не ты. Ты всегда видел во мне потенциал, смотрел на меня, как на сильную девушку, а сейчас я здесь перед тобой, как хрупкая тростинка, готовая вот-вот переломиться.
В горле застрял неприятный комок, который я тщетно попыталась проглотить. Я ведь всегда была слишком сентиментальной и ранимой, а последнее время даже плаксивой стала, фу это мерзкое слово. Но так есть, слезы собирались в моих глаза по поводу и без. А сейчас ты попал в яблочко.
Я тоже не хочу тебя терять, но и остаться здесь не могу, понимаешь? Мне душно в этом городе, мне не хватает воздуха здесь. Я чувствую себя несчастной, этот город принес в мою жизнь безудержную радость, а затем жестоко сменил ее пришибающим к земле разочарованием, как я могу с этим справиться? На какое-то мгновение, я представила, что остаюсь. В буквальном смысле - здесь, с тобой. Но это же катастрофа вселенского масштаба, это "заграница" той самой черты. Не держи меня, потому что иначе - мне некуда идти.
- Полети со мной, Крис. - Вдруг срывается с моих губ. И знаешь, мне даже нравится это идея, на какое-то время. Я сжимаю твою ладонь своими пальчиками, будто в надежде, что это поможет мне уговорить тебя. Сжимаю так сильно, как цепляется маленький ребенок за взрослого в торговом центре, где безумно боится потеряться и отделиться. - Я покажу тебе свой мир.
Тебе бы он понравился. В нашем дворе на одной из милых улочек Неаполя даже дышится легче, чем здесь. Там свободнее, и просторнее, и раздольнее, и легче. А еще, ты бы понравился маленькому моему братцу Вильяму, он бы не оставил тебя ни на секунду, ни за что не давая заскучать!
Но в следующее мгновение пришло осознание всей абсурдности этого предложения. Я, пожалуй, не занимаю столь много места в твоей жизни - сама этого боялась и не допускала - чтобы теперь тебе бросить все, и сбежать со мной в Италию. Поэтому, просто перескочив на другую мысль, я продолжила, ощущая, как скапливающиеся капли слез начинают жечь глаза.
- Ты не потеряешь меня, я обещаю. - Верь мне. Я не хочу потеряться от тебя. А если не хочу - то этого не произойдет. Честное слово. - Я оставлю тебе свой адрес, буду писать. - Сжимаю твою ладонь сильнее, теперь полностью загребая ее в свою руку. Знаешь, мне хочется умолять тебя заставить меня остаться, уговорить меня не улетать, но - но я сама слишком сильно хочу поскорее исчезнуть отсюда, и я сама не знаю, что может заставить меня изменить свое решение.
Резко и внезапно я почувствовала твое дыхание. Совсем-совсем рядом. Оно отдаем запахами выпитого тобой алкоголя, и кажется уже этого достаточно мне, хрен знает сколько не пьющей, немного опьянеть. Или это все ты, и этот треклятый вечер?
Мне нравится быть близко к тебе, мне нравится чувствовать и слышать твое дыхание. Я не понимаю, откуда все это взялось, но разве это важно? По-крайне мере, только не сейчас. Впервые за весь вечер, мне стало чуточку легче, тут, с тобой - лучик светлых эмоций среди беспроглядной тьмы. Движимая явно чем-то иным, нежели здравым смыслом, я поддалась корпусом вперед, навстречу тебе. Ты знаешь, что от тебя исходит тепло? Перестав терзать твою ладошку, я вернула ее на место, а моя кожа тут же вспыхнула под ней, снова мгновенно отзываясь.
- Ты бы мог улететь со мной? - черт, навязчивая идея, идея фикс? Ты сейчас не в том состоянии, чтобы принимать такие решения, но черт возьми, как бы я хотела этого! Поэтому проговариваю ее тебе практически в самые губы, скорее просто озвучивая, нежели надеясь на положительный ответ; ловлю твое дыхание, от которого мое собственное периодически замирает и сбивается; облизываю свои, отчего-то пересохшие губы, а затем - буквально на секунду, ловлю ими твои. Максимально осторожно, опасливо, боясь, что ты вдруг исчезнешь, а я так и не узнаю, какой привкус таится на твоих губах.
Я не знаю, что это. Я не знаю, почему так. Я не хочу знать.
Лучше здесь, с тобой, чем быть там, в том баре. Согласись, ну.

Веришь ты, или нет, но сейчас ты для меня был всем.
В тебе сейчас я видела весь свой мир - а это довольно много. В тебе сейчас было заключено все, что еще держало меня на плаву, и что могло мне дать сил не пойти ко дну. Ты сейчас был всем, и я вся, целиком и полностью, то последнего миллиметра как физического, так и ментального, была в двоих руках. Только ты, и никто иной, сейчас мог либо вдохнуть в меня второе дыхание, дать еще немного ресурсов для того, чтобы я продолжала бороться, сцепив зубы и против своего противного "не хочу, надоело", или же мог уничтожить меня до конца. Разбить на многочисленные кусочки, растоптать, развеять по ветру все то, что после этого от меня останется. Ты был для меня всем сейчас, и я цеплялась за тебя, как за последнюю надежду, уже ускользающую из моих рук. Хотя, почему "как" - ты и есть сейчас моя последняя надежда. Мне сложно охарактеризовать словами, внятно и доступно, на что она - эта надежда, но пока я здесь, рядом с тобой, она еще теплится там внутри, колышется и пытается разрастаться. И только ты можешь дать ей подпитку, чтобы она смогла вылиться во что-то стоящее, чтобы из слабого хрупкого росточка она превратилась в ту спасательную льдинку, на которой я еще смогу продержаться хоть какое-то время.
Сейчас я осознаю, на сколько велика была твоя роль в моей жизни все это время. Это не пустое чувство, возникшее в секунду от громкого отчаяния, это веское и тяжелое осознание, грузом опустившееся на мои плечи. За несколько минут твое присутствие в моей жизни не могло бы накрутить такие чувства во мне, а значит они произрастали уже давно, просто тщательно скрываясь от моих глаз... Или же я всего навсего не обращала на них внимания.
Мне стало так больно за тебя. И так противна я стала самой себе - как можно было так себя вести? Как можно было так тебя не ценить? Вернее, ценить, где-то там, глубоко-глубоко, в недрах, но на столько не показывать этого? Какой же надо было быть глупой!
Жаль, что я не могу исправить всего этого за этот один несчастный вечер, который у нас с тобой остался. Но, честное слово, больше всего на свете сейчас я хотела перечеркнуть все то, что было, и оставить тебе на память о себе только все самое светлое, и доброе. Жаль, но не возможно перекрыть пару лет жизни парой часов.
Что посеешь, то пожнешь. Твоя эта жесткость по отношению ко мне - хоть она и разбивала меня на те самые маленькие частички, которые потом можно будет развеять по ветру, хоть она и больно саднила, заставляя меня даже морщиться и внутренне рассыпаться на мельчайшие кусочки - она была заслуженной. Целиком и полностью, от и до. Не знаю, представляешь ли ты, на сколько я сейчас зависима от тебя, и на сколько твои слова и действия сейчас вески, все до единого, на сколько они имеют влияние на меня. Но собираем то, что заслужили, пожалуй.

Я оторопела. Не тогда, когда твои пальцы яростно впились в мою кожу, не тогда, от этой хватки в волосах стало больно, а тогда, когда ты резко отстранился от меня. В этот момент, пока ты еще сидел на против меня, словно обезумевший, внутри во мне все словно застало: даже показалось, что кровь на секунду-другую перестала перекачиваться сердцем и застыла в артериях, воздух застопорился где-то в воздухоносных путях, и я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Рваным резким порывом ты соскочил с дивана и унесся куда-то прочь из гостиной, и даже мои мокрые волосы колыхнулись, от оставленного тобой за собою ветерка. Ты оставил меня наедине с самой собой, в темной комнате, и на какие-то несколько секунд, возможно, пол-минуты, голова моя была пуста, а я все еще сидела в оцепенении, боясь и не имея даже возможности пошевелиться.
А затем - затем то тепло, которое исходит от тебя, начало испаряться отсюда, оставляя только промозглый холод. Не в буквальном, конечно же, смысла - квартира у тебя довольно теплая. И мысли, одна за другой, словно черные мрачные тени, поползли в мою голову, норовя снова затащить меня в пучину отчаяния, одиночества, страха.
Мне до безумия захотелось пойти за тобой. Как лепесток, тянущийся к солнышку, стараясь пробиться сквозь завесу туч, так и я - я стремилась к тебе всеми фибрами своей души, я не хотела оставаться одна, ни на секунду, ни на одно чертово мгновение, потому что мне было страшно. Что ты бросишь меня в столь важный момент, что я останусь совсем-совсем одна тогда, когда моя жизнь с треском и окончательно переломится на "до" и "после". Но... Я не могла пойти за тобой. Я ощущала себя нашкодившим котенком, и потому была уверена, что сейчас мне стоит держаться от тебя подальше. Чтобы не нагородить глупостей, чтобы не совершить того, о чем потом придется жалеть.
Поборов желание вновь оказаться рядышком с тобой, я опустилась на подушку, и свернулась калачиком. По началу я пыталась отсчитывать время по секундам, но уже где-то на двадцатой - бесповоротно сбилась. Сколько я пролежала там одна, вслушиваясь в то, что происходит в доме - не знаю. Наверняка от силы минут семь, но мне показалось - что вечность.

- Крис... - я стояла на пороге в кухню, и мой хрипловатый голос разрезал тишину. Ты стоял лицом к окну, спиной ко мне, я могла видеть лишь только твой силуэт. Прости, я держалась, сколько могла, но мои резервы истощены на столько, что хватает меня не на долго - я не могу быть одна, ты нужен мне. - Тебе, наверное, не приятно, что я здесь, в твоем доме? - не знаю, откуда появилось это ощущение. Того, что я какая-нибудь посторонняя девица, которую ты подобрал где-нибудь под мостом и по доброте душевной, или скорее по глупости алкогольной, притащил к себе домой, позволив переконтоваться ночь. Того, что тебе жуть как не хочется, чтобы я сейчас была здесь. - Прости, но мне некуда пойти. Разве что только в тот бар, откуда ты меня вытащил. - О да, мне там будут рады. Я уже даже слышу их радостные улюлюканья, если я вернусь. Но... ты ведь не выгонишь меня, правда?
Я не знаю, что тебе говорить. Я невероятно зажата и скованна, и чувствую, что мне нужно подбирать каждое слово, если я хочу продержаться здесь до утра. Или же еще лучше - молчать. Но я, пожалуй, и так слишком долгое время молчала. Домолчалась же, ну.
Ты знаешь, если подобрать щенка с грязной и людной мостовой, где все, как один, снуют мимо и не замечают его, то это крохотное сердечко этого маленького создания тут же проникнется к своему спасителю огромнейшей любовью и доверием. Спаситель станет для него всем. Так и ты - для меня.
- Кристиан, я... - Кристиан, я ни разу не ходила на исповедь. Поэтому, не суди меня строго, я не уверена, что первая в моей жизни выйдет очень гладко и стройно. - Я вела себя как неблагодарная овца все это время. Ты всегда был рядом, а я не придавала этому значения, исчезала, не давала о себе знать, а потом снова резко врывалась в твою жизнь, не спрашивая на то разрешения и не имея на это никакого права.
В час по чайном ложки, шажок за шажком, я подхожу ближе. Осторожно, мягко, почти не слышно.
- Я не заслужила того, что ты делаешь для меня, и черт возьми, если бы я только могла это исправить, Крис! - нотки истерики в моем голосе. - Это глупо, очень чертовски глупо, но все, что я могу, здесь и сейчас, это только попросить у тебя прощения. Молить тебя о прощении, потому что, Крис, я не могу уехать с такой тяжестью на сердце, зная, что вела себя по отношению к тебе как последняя задница!
Я оказалась совсем рядом с тобой. Нашарила в темноте твою ладошку, и крепко-крепко сжала ее.
- Прости меня. Пожалуйста. Ты... - ты невероятно дорог мне, и я не знаю, как бы я продержалась эту ночь без тебя. - Я... - я необъятно ценю тебя и мне невыносимо больно будет потерять тебя. - Прости.
По-прежнему сжимая твою руку, я уткнулась лбом в твое плечо. Не знаю, почему все это вылилось сейчас, и что послужило тому катализатором, но - наверное, так надо?
Если бы ты только мог простить меня. За всю ту боль, которую я тебе причиняла.
Не отталкивай меня сейчас, умоляю. Ты сейчас для меня - это всё. Ты - единственный, кто у меня еще остался, и кого я адски боюсь потерять.
И знаешь что? Ты не представляешь, на сколько я хочу сейчас быть рядом с тобой. До последнего миллиметра, физически, и ментально. Я как обезумевшая сейчас. Хочу, чтобы не только я была где-то около тебя - чтобы ты был рядом со мной. Эта непреодолимая тяга быть к тебе ближе, словно к солнышку, я ничего не могу с ней поделать.
Не уничтожай меня.

Когда-нибудь, ты все поймешь.
И то, что все мои слова, которые я говорю тебе, не пустые звуки, и то, что я ни на секунду не хотела того, чтобы между образовалась вся эту непроходимая и не подчиняющаяся никаким законам логики, дребедень - хотя ровно так же, как я этого не хотела, я и не задумывалась об этом, ни на секунду не думая о последствиях своих действий тогда, когда совершала их. И то, на сколько без тебя я была бы другим человеком, пусть даже ты и не столь часто мелькал в моей жизни и, казалось бы, не мог иметь на нее большого влияния - но все же имел, и весьма-весьма ощутимое. И даже то ты поймешь, когда-нибудь, что я, Кристиан, тебя люблю. Быть может, как-то по-своему, и непонятно для окружающих и тебя самого, но это действительно так: я никогда уже не смогу вытурить из себя ту часть себя, которая целиком и полностью благодарна тебе и которая в тебе нуждается ежеминутно. Понимаешь? Так же, как ты не можешь заставить свою кровь бежать по твоим венам, я не могу заставить себя нуждаться в тебе, в твоей поддержке, в твоем присутствии в моей жизни, в том, чтобы быть где-то рядом и знать, что ты у меня есть. Я эгоистка? Возможно. Но я не могу и не хочу отпускать тебя, потому что пока ты есть - я чувствую себя спокойно и защищено. Потому что ты один из тех людей, которые являются основой моего мира. Их совсем мало, на самом деле, и представляешь - ты один из них.
И когда ты поймешь все это, то поймешь и то, как больно мне причинять боль тебе.
Я не понимала этого раньше, или просто не давала себе минутки на размышления, чтобы подумать об этом, ведь все было так ровно и гладко, ничего не предвещала того, что где-то внутри сидит Оно - гадкое, черное, всепоглощающее, от чего больно ноет сердце и мышцы сжимаются, а в горле застревает горячий комок. Боль. То ли моя собственная, то ли отражение твоей, которую я теперь могу не только видеть в тебе, но и, кажется, реально ощущать буквально физически, то ли обе вместе взятые - не важно. Она скапливалась во мне эти годы, собираясь по капельке в один огромный резервуар. Она не давала о себе знать какое-то время, сидя внутри тихо и спокойно и не подавая признаков жизни, так же, как протекает в латентной форме какое-нибудь заболевание. Как бомба замедленного действия, сидящая внутри, и готовящаяся взорваться, внезапно, стремительно, и всеразрушающе. Я давала ей слишком много поводов, знаешь. Но ведь это нормально, верно? Ведь ее отсутствие заставило бы усомниться в собственной человечности.
А боль, она всегда начинается там, где начинается забота.
Мне никогда не было плевать на тебя, и на твои чувства. Поэтому сейчас - это просто контрольный в голову. Это та последняя капля, которая заставляет тот огромный резервуар опрокинуться, и окатить меня с ног до головы. Понимаешь? Ты понимаешь, на сколько мне сейчас тяжело? Смотреть тебе в глаза, сжимать твою руку, и слушать твои слова. Ты можешь хотя бы на секунду представить, на сколько сильно мне хочется, чтобы ты был счастлив, потому что я, черт возьми, тебя люблю? Твои слова, они как червячки в яблоке, теперь будут сидеть внутри меня, и медленно уничтожать, грызть, пока не прогрызут насквозь.
Мне кажется, что у меня даже немеют кончики пальцев, на столько все холодеет внутри. И внутри клокочет сердце, словно намеревается вырваться наружу и сбежать от меня подальше, лишь не быть вынужденным разделять все это со мной. Говорят, индусы верят в то, что если замедлить дыхание, то и время замедлит свой ход. Я не верю, но тем не менее, стараюсь заставить свои легкие работать медленнее, замедляю свое дыхание, вдыхая так осторожно, будто боюсь отравиться этим воздухом.
В шахматах это называется "цугцванг". Единственный верный ход - никуда не двигаться.
Жаль, что я так не могу, ведь любой мой ход причинит кому-нибудь боль. Ни тебе, так другому. Но я не успеваю ничего тебе сказать - снова чувствую прикосновение твоих теплых, с привкусом алкоголя, губ. Ты знаешь, я последнее время - как оголенный нерв. Выжать из меня эмоции - ничего не стоит. И поэтому, стоит мне прикрыть глаза, отвечая на твой осторожный поцелуй, как по щекам тут же проложили свои дорожки две соленые капли. Наверное, в этом моя природа? Чувствовать себя всем чему-то должной, чувствовать себя виноватой и обязанной. И если речь идет о тебе - то всего слишком много. Не знаю, накрутила ли я себя, или действительно так.
Неправильно и не справедливо просить меня делать выбор. Сейчас. Вот в таком вот состоянии. Когда в моей жизни - все так, и не иначе. Не справедливо, и не правильно, потому что именно сейчас я не могу тебе помочь.
- Если бы ты только знал, как я хочу остаться. - Шепот, но даже он кажется громким в такой дребезжащей тишине.
Кладу руки тебе на плечи, сжимаю пальчики. Мое лицо на столько близко к твоему что я, пожалуй, могу сосчитаться твои реснички, а ты - увидеть, как блестят мои глаза. - Но мне нужен отдых от этого города, понимаешь?
Разве ты не видишь, как медленно но верно, своими цепкими длинными пальцами вокруг моей шеи, этот город душит меня, убивает во мне все, что еще может быть мною?
Незаметно для себя, обвиваю руками твою шею. Не знаю, что это, реально ли или больное воображение, но мне кажется, что я слышу, как бьется твое сердце. Слышу, и ощущаю тоже, потому что нахожусь к тебе так близко, как не находилась никогда раньше.
- И ты можешь мне не верить, но я хочу быть рядом, Крис. Даже намного больше, чем ты можешь себе представить.
Вопрос, хочешь ли ты того, чтобы я была рядом так же сильно, как хочу этого я. Сможешь ли ты отпустить меня сейчас, чтобы потом снова впустить в свою жизнь. Потому что иначе - иначе мне просто будет не за чем возвращаться назад.

Я была уверена, что все возможные пороги стеснения и смущения я уже давно переступила и оставила позади. Нет, это вовсе не значит, что сознание мое было напрочь опошлено, а поведение вечно балансировало на грани слегка развязанного и откровенно грязного, это значит лишь то, что я перестала видеть в наготе что-то постыдное и зазорное еще лет, кажется, в шестнадцать. И, опять же, не потому, что при любой возможности скидывала себя одежду перед первым же попавшимся мужчиной и просто-напросто привыкла к этим ощущениям, нет, все обстоит более безобидно и невинно. Не знаю как, но все в те же шестнадцать, я пришла к той философии, что это глупо - стесняться своего тела. Мы такие, какие мы есть, и мы должны любить и принимать себя такими, какие мы есть, не зацикливаться на собственных недостатках, но в тоже время пытаться совершенствоваться, если нас что-то не устраивает; но ни в коем разе - не стесняться и не стыдиться. Любое тело, мужское или женское ли, априори создано с изысканным вкусом, и нет в этой красоте ничего зазорного. Людям должно быть комфортно в собственных шкурках, а стыдиться и стесняться самого себя и собственного тела, это же просто наивысший ограничивающий фактор, который только можно придумать! Я не пропагандирую это, потому что боюсь, что меня могут не правильно понять, как не понять и то, что я говорю лишь с эстетической точки зрения, а поэтому я просто живу с этим, храню это в себе, и мне это нравится. Однажды я даже позировала для своего знакомого художника обнаженной, и могу с уверенностью сказать, что это был момент, один из самых ярких и врезающихся в память в моей жизни, и ни под каким соусом я не могла отнести его к тому, от чего щеки должны покрываться стыдливым румянцем. Это было невероятно, незабываемо, и мне действительно искренне жаль, что не каждая девушка может позволить себе окунуться в эти эмоции, ставя себе какие-то напридуманные рамки.
Стоило твои ладошками прикоснуться ко мне, как миллионы мурашек разбежались по моему телу, по всей поверхности моего тела, разветвляясь в разные стороны, словно стремясь не оставить ни одного миллиметра, и завершили свое путешествие, достигнув кончиков пальцев на ногах. Пульс тут же участился, а дыхание теперь заставляло грудную клетку вздыматься чуть сильнее, чем пару секунд назад. А в то мгновение, когда твоя рубашка соскользнула с моих плеч и покорно улеглась у моих ног, я почувствовала, как едва-едва зажгло кожу на щеках - на них вспыхнул румянец, который ты наверное не мог различить в тусклом свете. Я смутилась, а вся моя философия, которой я придерживалась столь долгое время и которая позволяла мне всегда ощущать себя свободно, разлетелась на миллионы осколков, оставляя меня абсолютно беззащитной. Хотя, на самом деле, если бы мы копнули вглубь моего сознания, то увидели бы, что дела абсолютно в другом, и что философия, которая на самом деле осталась нетронутой, здесь не при чем. Просто я привыкла видеть тебя в другом амплуа. Просто на моей подкорке ты был высечен, как старый добрый (не в плане возраста, разумеется, а так говорят о чем-то очень привычном, ты же понимаешь, да?) мой Кристиан, которого я узнала, еще будучи ребенком. Я ни раз ловила себя на мысли, что в твоем присутствии я чувствую себя не молодой женщиной, а все тем же маленьким ребенком с улочки солнечной Италии. Ты понимаешь, на сколько этот короткий момент все напрочь переворошил у меня внутри? Раньше я и допустить не могла мысли о том, что когда-нибудь ты взглянешь на меня ни как на Эстель, просто Эстель, твою маленькую девочку, а как на вполне себе женственную молоденькую девушку. Что когда-нибудь ты взглянешь на меня так, как наверняка смотришь на многих других, своим мужским взглядом. А теперь, здесь и сейчас, я стою перед тобой, практически в чем мать родила, и в этот самый момент мы с тобой уже даже не друзья. Мы переступили эту грань, и теперь - теперь все иначе. Весь мир в других красках.
Но ты же понимаешь, что ни о чем этом я не задумалась? Мои зрачки просто расширились, делая взгляд визуально более широким и наивным, а сердечко затрепетало, как крылышки малютки колибри. И, знаешь, я чувствую себя обнаженной не только внешне, но и внутренне. Я подпускаю тебя к себе на столько близко, на сколько, я уверена, ты никогда и не думал, что окажешься рядом, я впускаю тебя в свой мир, и оголяю душу. Ты понимаешь, на сколько это ответственно? Но в этом плане мы с тобой, кажется, из одного теста, я подспудно знаю, что ты, как и я, не сможешь сейчас отделить физическую близость от душевной. Не знаю, к лучшему это, или к худшему ли, но нам с тобой никуда от этого не убежать. Но постепенно, постепенно я привыкаю к этому состоянию, меня отпускает, и оказавшись в твоих руках, и в полной твоей власти, я уже чувствую себя расслабленно и спокойно. Теперь я могу прислушиваться, как отзывается на твои прикосновения мое тело. Могу прислушаться к самой себе, успокоившись, потому что знаешь, мне любопытно, как мы - я, в обнимку со своей душенькой, вот так вот странно и непонятно, но именно так - будем реагировать на тебя. И я уже знаю, что каждое твое прикосновение, пусть самое мельчайшее и незначительное, но ровным счетом каждое, начиная от этого легкого скольжения по моей спине, от которого по коже пробегается холодок, все запечатлеется в моей памяти, врежется, останется там.
Оказавшись у тебя на руках, плотно обхватив тебя ножками, мне становится очень удобно отвечать на все твои поползновения. Провожу руками по твоему торсу вверх, обрисовываю пальчиками линию ключиц, огибаю плечи и немного спускаюсь вниз по спине, на сколько могу достать, а затем возвращаюсь. Сжимаю пальчиками твои руки и, немного склоняясь, пробую на вкус твою кожу, оставляя пунктир легких прикосновений к ней своими губами от скулы и вниз по шее. Сколько раз я так уже делала? Но тем не менее, сейчас действую так осторожно, словно вообще впервые дорвалась до мужского тела. Не специально, не стараясь корчить из себя недотрогу, а просто потому, что торопиться нам некуда, а я хочу запомнить все, до единой детали. Понимаешь? Не хочу, чтобы эта ночь стала из разряда "очередная", которая быстро смазывается в памяти и становится посредственной.
Чувствую, как ты напряжен. И мне это странно, представляешь? Сегодня я открываю для себя нового тебя. Тебя не просто как "старого доброго и родного Криса", а как мужчину. И, наверное, мне нужно к этому привыкнуть, раз меня удивляет даже то, что ты можешь реагировать вот так вот и на меня тоже.
Твой вопрос заставляет меня улыбнуться, и в тоже время - вглядеться тебе в глаза, в поисках ответа. А ты сам-то уверен в том, что происходит? Не меня спрашивай, Кристиан, а себя. Но мне сложно разглядеть в них что-либо, потому что там, в твоем взгляде, уж слишком много всего. Отвечаю тебе, таким же шепотом.
- Не хочу. Да и уже поздно.
Я уже не смогу от тебя оторваться. Не могу, и не хочу. Это выше моих сил, если тебе так будет угодно. И моральных, и физических. Это вообще - выше меня и не подвластно мне.
В подтверждение своих слов, обвиваю твою шею правой рукой, пропускаю мягкие волосы сквозь пальчики, а затем сжимаю их в кулачок, притягиваю тебя к себе. Успеваю облизнуть губы, прежде чем наброситься на тебя с поцелуем. И на сей раз я требую не тех легких прикосновений-прикусываний, которыми ты успел меня одарить. А вторая ручка вновь пускается в путешествие по тебе.
Провожу ноготками по твоей шее, переходя на плечо и скользя по руке, оставляя за собой дорожку, которая в последствии преобразуется в красноватую полоску. Таким же макаром возвращаюсь наверх, рисую в области ключицы непонятный узорчик, и меняю направление, теперь опуская ладошку вниз по твоей груди. Ты знаешь, у меня колени подкашиваются, а кончики пальцев - они ледяные, и я чувствую, как содрогаются мышцы у тебя на животе, когда к ним прикасается влажный холод моих вспотевших ладошек. Они выдают меня за малолетку-школьницу, да? Я не знаю, почему так, наверное, я слишком остро воспринимаю тебя. Острее, чем всех остальных, и ближе. Но не пугайся - в хорошем смысле, разумеется. Тебе удается взбудоражить те эмоции, которые обычно остаются запрятанными. Коснувшись ткани белья, одергиваю от нее свои пальчики. Не потому, что боюсь и пугаюсь, а потому что... к чему спешка?
Нехотя отрываюсь от твоих губ, но не отстраняюсь далеко, выдыхаю в них горячий воздух из легких. Немного приподнимаюсь на носочки, чтобы дотянуться до твоего ушка, и, мимолетно прикусив мочку, задаю тебе практически твой же вопрос. Переспрашиваю, точнее.
- А ты?

пожалуйста, не сгорай
ведь кто-то же должен гореть
за углом начинается Рай
нужно только чуть-чуть потерпеть

Интересно, мы найдем когда-нибудь между нами такую точку, которая станет абсолютной для нас с тобой? Такую, в которой мы могли бы быть, просто быть друг у друга, и расслабленно нежиться от того, что мы есть, ты у меня, а у тебя, нежиться, кутаясь в теплый комфорт наших отношений, словно в мягкий кашемировый свитер. Мы когда-нибудь найдем для себя такие амплуа, в которых сможем, наконец, просто наслаждаться компанией другого, понимаешь, наслаждаться абсолютно, так, чтобы в наши головы не забредали посторонние мысли, а только чтобы тонкие приятные лучи удовольствия от общения друг с другом пронзали насквозь? Через сколько дебрей и по скольким иглам мы с тобой еще должный пройти, сколько еще должны пропустить через свои потрепанные нами же шкурки пропустить всего разного, чтобы наконец найти то пристанище отношений, в котором сможем обитать, объятые уютом и легкостью, беспечностью и балансом? За что вообще нам все то, через что мы с тобой проходим, неужели мы где-то так нагрешили, что теперь кто-то так злостно нас наказываем и не дает нам наконец найти себя, найти то, что давно искали, найти тот предел, на котором захочется остановиться и не двигаться более.
Раньше я порой задумывалась, чем заслужила твое такое отношение ко мне? Почему ты относишься ко мне вот так, как ты это делаешь - с безграничной теплотой и какой-то необъятной и глубокой любовью. Но мысли эти жестоко ранят меня, потому что понимаю, что я не заслужила этого. Знаешь, я, наверное, всегда, до той поры пока мы не найдем тот самый абсолютный оптимум, если он вообще существует для нас с тобой в пределах этой Вселенной, всегда я буду чувствовать себя виноватой перед тобой. Меня не отпускает ощущение того, что с самого первого дня, как мы с тобой познакомились, я стала твоим подводным камнем, привязанным к шее. Сама того не желая, разумеется, и не имея не единой догадки, что все будет так, потому что если бы я могла это себе представить, то убежала бы, убежала бы от тебя подальше, только чтобы отгородить тебя от себя. И чем старше я становлюсь, чем дольше длятся наши с тобой отношения, чем сильнее крепчает связь между мной и тобой - связь, которую, не знаю найдет ли кто-нибудь из нас силы, когда-нибудь разорваться - тем стремительнее я тяну тебя ко дну. Я чувствую себя проклятой черной кошкой, которая возникает на твоем пути всякий раз, когда ты уже успеваешь подзабыть, сколько несчастий она принесла тебе прежде, всякий раз, когда находишь хлипкий и зыбкий баланс, я снова вдруг возникаю перед тобой, и безжалостно отбрасываю тебя назад. Мы с тобой мучаем друг друга, у нас это получается как-то само собой, словно так было заложено природой. Я не хочу тебя ранить, но всякий раз, как это случается, я наношу удар и по самой себе тоже, видя, как ты борешься с этим, и продолжаешь держать меня возле себя. И как ты только не вышвырнул меня до сих пор из своей жизни! Но знаешь, мы ведь упиваемся этим. Два чертова мазохиста, мы проверяем друг друга на прочность, не желаем давать друг другу свободу, потому что мы, похоже, зависимы друг от друга. Никто из нас не знает, как так получилось, но этого уже никак не изменить.
Вот и сейчас, я сама лечу в пропасть, и тащу тебя за собой.  А ты - ты позволяешь мне это делать. Зачем? Боже мой, кто-то же должен остановить это безумие! Каждое прикосновение, каждый мой выдох, который касается твоей кожи, каждый твой поцелуй, оставленных на моих губах - и мы летим в эту бездну еще быстрее. Но нет, знаешь, если это начало Ада, то вместе с тобой я готова гореть в нем ровно столько, сколько понадобится. Где-то на подкорковом уровне мигают красные, предупреждающие датчики. Они говорят мне о том, что на самом деле я знаю о последствиях, и они умоляют меня одуматься. Противным скрежетом напоминают мне о том, что завтра мне придется оставить тебя, взвалив груз того что происходит между нами на твои одинокие плечи, и я знаю, что никогда не смогу себе этого простить - и того, что вообще появилась в твоей жизни, и того, что заставляю тебя все это переживать, и того, что сейчас не могу это прекратить. Но я не могу, понимаешь? Я игнорирую все их предупреждения и остережения, ради того, чтобы побыть с тобой, чтобы вобрать все, что только можно вобрать в себя, ни упустив ни единой детали, от этой странной и неправильной ночи. Сейчас сложно разобраться, кто кого третирует больше, поэтому я умаслю разбушевавшиеся датчики мыслью о том, что мы делаем это вместе, в равной мере, что это не мой шаг - а наш с тобой общий.
Смотрю в твои глаза, когда ты оказываешься совсем близко, нависая надо мной. От этого взгляда становится немного жутко, ведь твои глаза, они совсем черные, как смоль, и их бездна, она немного пугает. Внутри меня всю колотит, трясет ознобом так, словно я нахожусь в ванне, наполненной многочисленными кусочками льда, и никак не получается унять эту дрожь. А на тебя, на твои прикосновения, мое тело реагирует так остро, оно воспринимает тебя с гиперреакциями, как будто импульсы, которые посылает головной мозг во многочисленные нервные окончания и волокна, в пути своем, прежде чем пронзить меня, усиливаются в несколько тысяч раз. И знаешь что? Это слишком стоит того, чтобы столкнуться лицом к лицу с тем, что настигнет меня завтра, какая это будет моральная агония, но ради того, чтобы переживать все, что я сейчас переживаю, я героически готова с ней столкнуться. Кажется, меня даже ощущение неправильности потихоньку отпускает, уступая место прочим затмевающим проявлениям восприятия. Единственное, что остается неизменным ни при каких обстоятельствах, это страх, дикий страх потерять тебя, того, что завтра исчезнет все то, что мы с тобой имеем между нами.
Но и он играет свою определенную роль, подливая масла в огонь. Боясь потерять тебя, я хочу воспользоваться выпавшей возможностью, и получить от тебя все, что можно получить, взамен отдав ровно столько же.
В голове все перемешалось, и кажется, даже центр находится в замешательстве. Среди этого озноба, прикосновения подушечек твоих пальцев и твоих губ к моей коже кажутся не просто теплыми, а горячими. На столько, что на интуитивном уровне у меня создается впечатление, что эта дорожа, проложенная тобой, вспыхнет ярким красным цветом, похожим на легкий ожог. Низ живота нетерпеливо пульсирует, с такой силой, что заставляет меня мысленно умолять тебя, беспомощно скрябать пальчиками по гладкому краю дивана.  Завтра я, наверное, не прощу себе каждый свой вздох, перемешанный со стоном, который подстегивал тебя двигаться дальше, но сегодня, сейчас, у меня нет ни сил, ни желания с ними бороться.
Закусываю пересохшие губы, когда ты снова оказываешься предельно близко, пытаюсь поймать твой взгляд, который ты постоянно отводишь в сторону. Может и к лучшему. В этот момент оставались считанные секунды.
- Крис... - с судорожным выдохом твое имя слетает с приоткрытых губ, в аккурат в тот момент, когда ты проникаешь внутрь, и между нами не остается больше ничего, исчезают последние, донельзя поблекшие границы. Прижимаю тебя к себе, хотя еще ближе, кажется, уже просто напросто некуда, и зарываюсь пальчиками в твои волосы. Дрожь, которая казалось бесконечной, наконец отступила, пустив на свое место разливающиеся по всему телу горячие ощущение. Пытаюсь сравнять свое дыхание с твоим, и вроде бы получается, потому что затем они даже сбиваются, учащаясь и становясь поверхностным, в единый такт.
А ощущения, они продолжают усиливаться в еще сотни раз. Ощущения тебя, целиком и полностью, оно обволакивает все, но вместе с ним усиляется и страх, что это начало конца. Скрестив ножки, притягивая тебя к себе,  я не даю тебе возможности на много (в рамках уже и без того весьма умаленного "много") отстраняться от меня, не отпускаю тебя. Мне хочется насладиться и насытиться тобой на столько, на сколько это возможно, и даже больше, желательно про запас, поэтому даю себе волю и выпускаю наружу всё то, что может долгое время копиться под сотней замков. То, чего ты, по идее, никогда не должен был увидеть, ну или во всяком случае я думала, что такого быть не может, не допуская откровенных мыслей о тебе. Сейчас, когда отступать уже все равно некуда, теперь уже можно абсолютно все, верно?
Впиваюсь пальчиками в твои плечи, а затем, не упуская возможности, очерчивая линию позвоночника, на сколько могу дотянуться, оставляя на коже бледные следы от ногтей. Буквально не отрываюсь от тебя ни на мновения, постоянно скользя по твоей солоноватой коже губами и оставляя на ней влажные дорожки, периодически ловлю твои губы, то оставляя на них нежные мимолетные поцелуи, а иногда покусывая, сопровождая эти покусывания немного напускным, для усиления эффекта, рычанием. Иногда бормочу, обрывисто, что-то на итальянском, перебирая все известные междометия на разные тона и громкости, но чаще произношу твое имя, иногда тихонечко, а иногда, не имея сил сдерживаться, вскриками на выдохе. Имя, оно само так получается, наверное потому, что мне хочется тебя всего-всего, и я стараюсь заполнить тобой всю себя.
Во всей это какофонии есть и новое чувство, знаешь. Острое желание, непреодолимое желание, бушующее желание быть для тебя всем, и не подпускать к тебе никого. Оно весь странное, но на столько сильное, словно сидело внутри годами, набирая свою мощь. Мне и раньше бывало горько от осознания, что есть люди в твоей жизни, которые ближе тебе, чем я, но сейчас... Могу сказать с уверенностью, что сейчас открылись ворота ярой ревности, необоснованной ревности тебя ко всем и вся на планете. Абсолютно ко всем, понимаешь? Острое желание разделять с тобой все, что только можно. И даже эту боль, которая, я знаю, мучает тебя от одного только осознания, что ждет тебя завтра. А еще лучше, забрать ее у тебя, искоренить на вовсе, и увезти с собой, чтобы она не беспокоила тебя. Если бы только это было возможно, я бы утащила ее на себе. Прости меня, это я принесла тебе всю эту горечь.