Это было лучшее время моей жизни, и, пожалуй, события тех лет до сих греют мою душу, несмотря на то, что все давно осталось позади и покрылось пылью, а поверх наложились новые, не менее теплые и замечательные эпизоды жизни. И вовсе не потому, что тогда все было как-то иначе и проще - а было, я и спорить не буду с этим - вовсе не потому, что тогда я, хоть уже и будучи самостоятельной в силу непостоянного наличия дома родителей, все еще жила в родной стране, где все априори более спокойно и размерено, а потому что мне было четырнадцать, когда я впервые влюбилась. Знаете, как это бывает, да? Первая влюбленность, когда кажется, что весь твой мир перевернулся с ног на голову и уже никогда более не станет прежним. Когда открываешь для самой себя новую себя, новые краски чувств и ощущений, новые эмоции, новое мировоззрение, по-новому видишь все то, что окружает себя, по-новому, кажется, даже дышать начинаешь по-новому, пропуская через каждый вдох, наполненный совершенно непознанным ранее вкусом воздуха, мысли об одном человеке. И, конечно же, тогда тебе кажется, что это - навсегда. Что именно этот человек, который так задел твое сердечко сейчас, на веки вечные останется в нем, там, внутри, под ребрами. Юношеский максимализм? Возможно, но тогда я свято верила, что именно этот мальчик, ворвавшись в мою жизнь сейчас, предопределит во мне мнгие качества, построит новую меня, создав основу на которую будет становиться в последующем взрослеющая личностью, заложит фундамент, который не разрушится затем сквозь года. Иными словами, я свято верила, что именно первая влюбленность, которая меня неожиданно настигнула, станет чем-то очень важным, возможно даже - переломным. Многие верят, что первые чувства не испаряются окончательно, они так и живут с нами, идут по жизни, сидят там, внутри, и никак их не выжечь.
Он был хорош. Я не буду приводить типичный пример и ставить в сравнение дурманящий наркотик, но оторваться от него у меня не было сил. Все в нем казалось мне идеальным: и бледная молочная кожа, и тонкие губы, и пронизывающие зеленые глаза в которых всегда плясала искорка усмешки, и светлые волосы, блестящие на солнце, и даже эта родинка на левой щеке, которая так выделялась и бросалась в глаза, была идеальной и гармонирующей со всем его образом. Стоит ли говорить, что его запах за считанные мгновения стал любимым, что от его голоса меня пробирала мелкая дрожь, а от легких случайных прикосновений я попадала под угрозу получить инфаркт миокарда? Стоит ли говорить, что на тот период моей жизни, он стал для меня всем? Я даже в школу стала приходить раньше, а не в аккурат со звонком, только чтобы пораньше увидеть его, пораньше заговорить с ним, пораньше улыбнуться ему и увидеть его улыбку в ответ, ведь тогда мне казалось, что я без него - как без кислорода. Стоит ли говорить, что я засыпала и просыпалась с мыслями о нем, и что если в моих снах не было его силуэта - ночь тут же получала клеймо бездарности, а я - ломку на утро? Первая влюбленность - это, пожалуй, самое чистое, что есть на планете, после слезы младенца.
В тот день в школе был концерт, посвященный приближающимся рождественским праздникам, это был наш последний учебный день в уходящем году. Я выступала в хоре - ах, как мне этого не хотелось, ведь это лишало меня возможности просидеть два часа рядом с дорогим мальчиком - и поэтому была при параде: юбка, блузка, белые бантики на двух хвостиках, все как водится. И, наверное, я бы сгорела от раздражения (не любила я всякого рода формы, и всегда предпочитала свободную одежду), если бы Он не сказал, что мне очень идет строгий наряд. Я не могла не расплыться в улыбке, ей-богу. До сих пор не знаю, как мне тогда удавалось попадать в ноты и не путать слова местами, ведь мысли мои были где-то далеко от меня самой, там, в зрительном зале, второй ряд, седьмое кресло слева. Сидит, смотрит на меня, и улыбается в своей манере - доброй усмешкой. Не заметила я тогда, как прошел весь праздник, но только отчетливо помню, что просидела в нашем кабинете около двух часов. Я на одной парте, а он - напротив. Мои ладони постоянно были покрыты испариной, а сердце трепетало, как пойманная в руки маленькая птичка.
- Тебя проводить? - спросил он тогда, спрыгивая с парты, и подавая мне руку. Вопрос вопросом не являлся, по сути, но я все равно отказала, улыбнувшись, и сказав, что доберусь сама. Не знаю, как во мне нашлись силы выскочить из кабинета прежде, чем он успел настоять, но, клянусь, до дома я бы не дошла - колени и так намеревались подкоситься в любой момент. А еще клянусь, что в тот момент я была, пожалуй, самым счастливым ребенком на планете, несмотря на то что стоило мне выйти из школы, как капелька грусти впрыснулась в сознании: родителей наверняка дома нет, как обычно, а мне так хотелось посидеть с мамой на кухне за чашкой чая и поделиться с ней всеми теми чувствами, что, казалось, вот-вот разорвут меня на кусочки.
Я не знаю, что привлекло во мне того взрослого парня, присутствие которого за моей спиной я ощущала практически кожей, но мне было крайне неприятно, что за мной следуют по пятам. Я знала этот район как облупленный, я могла здороваться здесь с каждым прохожим, но этот мне был решительно не знаком. Он шел на другой стороне улице, поэтому я могла смело разглядывать его, будто бы это могло мне помочь узнать, что ему нужно, но вскоре я уже преодолела разделяющий нас промежуток и остановилась прямо перед ним. Гормоны счастья плескались в каждом миллилитре моей крови, поэтому мне было решительно не страшно сейчас пойти на что угодно. Я хотела было уже, в привычной мне манере, завести с ним братскую беседу - такой уж я была, не любящей всякие церемонии, - но прежде чем успела раскрыть рот, он заговорил первым.
- Да, понимаю - ответила я ему вполне спокойно и ровно, английский я изучала давно и поэтому знала его вполне сносно, он был, можно сказать, моей страстью в некотором роде, но все же акцент выдавал меня, поэтому я втайне понадеялась, что юноша поймет меня без затруднений. Ну знаете, как бывает, вроде бы и знаешь язык, а коренные англоязычные люди тебя не понимают, потому что вышеупомянутый акцент - такой акцент. - Меня Иса зовут - не знаю, почему я представилась ему так, как дозволено называть меня только друзьям. Может быть, сразу почувствовала в нем что-то доброе и приятное, а может потому что этот чертов туман влюбленности не давал мыслить здраво и лишал бдительности. - И мне не очень приятно, когда меня фотографиют незнакомые люди. - Назовет имя, этого будет достаточно, хоть что-то сделает нас знакомыми в какой-то степени. - Вы фотограф или так, просто любитель?

Я всегда была открытым человечком, сколько себя помню. А вся та непосредственность, которая преобладает во мне и сейчас в большом количестве, тогда, когда я была еще подростком, занимала места еще больше, и, пожалуй, разрасталась бы на ура в том случаи, если бы я не дифференцировала ее от наглости. По сему, простоты, открытости и детсткой непосредственности во мне тогда было ровно столько, чтобы был небольшой отступ от наглежа, которого я сего позволить не могла. Я легко шла на контакт с людьми, крайне редко выпускала иглы, любила дарить им свое тепло и улыбку, и посылать направо-налево лучики добра. Обычно, они отвечали мне тем же - будь то обычный прохожий, или уже знакомый мне человек. Впрочем, вторых было куда больше, чем первых - порой мне казалось, что в этой районе нашего милого Неаполя меня знают все, от мала до велика. Словом, я не привыкла шарахаться от людей, и я не верила в том, в чем меня пытались уверить родители - что каждый незнакомец, а тем более интурист, потенциальный недруг. На любые заверения матери о том, что с незнакомыми прохожими разговаривать нельзя я обычно лишь коротко улыбалась и пожимала плечами - я верила, что не бывает плохих и хороших людей, бывают лишь люди, у которых в жизни происходит много плохого, из-за чего те сворачивают с верного пути. Да и к тому же, как я уже сказала, я еще была ребенком - а меня уже знала вся округа. Наверное, за мою улыбчивость и симпатичные ямочки на щечках.
Ничего удивительного нет в том, что тогда я последовала за незнакомцем, окончившим театральный университет. Я не привыкла шарахаться от людей, а в нем на мой взгляд ничего плохого не было. К тому же - он был другим. Сразу видно, что не итальянец, он чем-то выделялся среди нас всех, и мое любопытство просто не позволяло упустить его из виду. На самом деле, я часто встречала людей из других стран на своих уроках английского - это были австрийцы, французы, болгары, и даже пара русских. И, зуб даю, наблюдать за "другими" людьми - одно из самых интереснейших занятий. Я не знала, кем был этот юноша наверянка, могла только догадываться, и первым в списке догадок был англичанин. Британец. Британский акцент всегда был моим самым любимым, и, разговаривая на своих уроках, я грезила о том, чтобы рано или поздно приобрести в разговорную речь именно бритиш. Но, увы и ах, итальянщина меня все еще выдавала, как ни как, я росла в такой среде.
- Приятно познакомиться, Кит - я повторила его имя немного смущенно и неловко. Оно не звучало, как полное имя, и скорее было либо сокращением, либо прозвищем - ни больше, ни меньше, чем мое собственное "Иса", - а к тем, кто старше меня я привыкла обращаться по имени. Полному имени. Но вдаваться в расспросы я не стала, потому что знала, что так и так мы с ним в равных условиях - могу ли я удивляться, что мне назвали столь странное имя, когда я сама поступила точно так же?
А потом мы остановились возле джелатерии. Излюблинное место всех местных школьников - мороженное здесь безумно вкусное (хотя, вы знали, что итальянское мороженое вообще самое вкусное?), а цены не кусаются - самый лакомый кусочек доступен даже нам, детям, которые получают деньги лишь на карманные расходы. Я заглянула внутрь, приникнув к стеклу лбом и тяжело вздохнула. В тот день была игра между сборной девушек и сборной юношей нашей школы, а значит ребятня, которая обычно заполоняет кафе, была занята другим. Что ж, тем лучше, подумала я, ведь в таком случаи у меня есть возможность спокойно пообщаться с незнакомцем по имени Кит, и никто не будет меня отвлекать постоянными приветствиями и расспросами о жизни. В нашем райончике все были до невозможности дружелюбные и миролюбивые, никто мимо пройти не мог без пожелания хорошего дня или без просьбы передать кому-нибудь привет. Как одна большая семья мы там жили, и я подумать не могла, что когда-нибудь покину милый и родной Неаполь и променяю его на Америку.
Когда я, дважды задев позвякивающий колокольчик над дверью, нырнула внутрь кафе, его хозяин смерил меня удивленным взглядом. Вернее даже не меня, а моего спутника, но я кивнула ему, мол "все в порядке" и посмотрела на юношу. Для меня было неожиданностью, что тот даже не достал откуда нибудь из-за пазухи увесистый словарь - путешествовать без знания языка? Весьма. Надеяться на то, что тебя вести примут с распростертыми объятьями за знание английского - пустая надежда, это понимала даже я. Да и далеко ходить не нужно, у нас в Неаполе люди не больно любят разъясняться на английском, они слишком любят свою страну и свой язык. Даже мои родители, знающие по меньше мере еще два языка кроме родного, как-то слишком остро реагируют если я заговариваю с ними на постороннем. Они считают, что пренебрежение своим native language это неуважение к своим корням. Я никогда не понимала своих родителей в этом. Впрочем, я их во многом не понимала и не понимаю по сей день.
- Ммм, хорошо, я сейчас - оставив молодого человека на едине с меню, я подошла к усачу. - Buongiorno, Lorenzo! - я весело улыбнулась владельцу джелатерии, и рассмеялась в ответ на его стенания о том, что с этим треклятым баскетбольным матчем все позабыли одинокого старика. Что правда - то правда, у Лоренцо не было семьи. У него был только огромный пушистый кот, которого нередко подкармливали добродушные школьники, в том числе и я, ведь Лоренцо почти все свое время проводил в своем кафе. Я быстренько разъяснила ему, что к чему (быстро болтая по-итальянски, я ощущала себя немного неловко, ведь как минимум один человек не понимал нашего разговора, но, к сожалению, Лоренцо даже простого приветствия по английски сляпать не мог) и сделала свой небольшой заказ: одно миндальное мороженое с орешками, а другое - фруктовое, в котором можно различить несколько вкусов сразу. - Grazie, caro Lorenzo - поблагодарив и быстренько расплатившись, я вернулась к своему столику и протянула ему вафельный стаканчик, на котором красовалось три шарика минадального мороженого. - Угощайтесь, оно очень вкусное! - я присела напротив туриста, бросила немного виноватый взгляд на Лоренцо (теперь ни слова нашего разговора не понимал тот, и поэтому мне все еще было немного не по себе), а затем снова вперила любопытный взгляд на своего спутника. - Как же Вас занесло в незнакомую страну без гида или переводчика? Здесь не многие говорят по-английски - да-да, именно "говорят", это немного другое от "понимают по-английски". - А откуда Вы сами будете, если не секрет? - возможно, слишком много вопросов, но что поделать - я очень "не любила" поговорить, ну просто очень, до безумия "не разговорчивый" человек, да.

Всегда, даже будучи еще совсем ребенком, я восхищалась такими людьми, которые, как говорится, могут выйти в ларек за молоком, а успеть умчаться в другой город. Вот так просто, ни о чем не задумываясь и ничем себя не обременяя, а просто поступаю так как хочется поступить здесь и сейчас, в эту самую минуту. Люди-птицы, как я люблю их называть про себя. Сегодня они здесь, а на завтра - уже срываются с места и куда-то едут или летят, пусть не на долго, но все же. Вот так, легко и просто, сумка за плечо и прямиком на вокзал. Мне всегда казалось, будто их, таких людей, порывы ветра подхватывают и несут на собой, что они, такие люди - с ветром лучшие друзья, куда он дует, туда они и пойдут. Как по мне, так в этом заключается истинное умение ценить жизнь, жить на полную катушку, и получать от этой жизни все. Чему тут восхищатьс, спросите вы? А тому, что такие люди умеют, пусть и срываясь то и дело с места, не терять все то, чего уже имеют. Они не трясутся над каждой прожитой и оставшейся в прошлом минуте, они просто встречают новую и идут туда, куда она их поведет, бесстрашно, но при этом разумно. Быть свободным, ни кем и ни чем не обремененным, но иметь все, что тебе нужно как минимум для хорошего настроения и не быть тем, про кого можно сказать "ветер в ботинке и ни гроша за душой" - это ли не высший пилотаж? Я мечтала научиться так же. Быть свободной, быть птицей.
   Но уже с самого детства на мне, как мне тогда казалось, были многочисленные путы. Мне всегда говорили, что чувство ответственности для моего возраста у меня слишком гипертрофированное, и что даже шкодничать у меня получается параллельно-перпендикулярно (хотя, я всегда считала это положительным качеством - умение напортачить чего-нибудь, а затем благополучно из этого выпутаться, с чувством-с толком-с расстановкой). Что за путы, спросите вы, могут быть у маленького ребенка? Страх разочаровать родителей, это как минимум. Мне никогда не было особо важно, что могут подумать обо мне окружающие - друзья, простые прохожие, учителя, друзья родителей или друзья друзей - но что касается самих родителей, это святая святых. И, вроде бы, никогда не было у нас тесных отношений друг с другом - они постоянно в разъездах, я до поры до времени по всюду моталась рядом с ними, аки балласт который нести тяжело, но и выбросить жалко - но так уж сложилось в моем сознании, что семья и родители это высшая ценность в жизни. И эта ценность прижимала меня к земле, ей-богу, мне было даже страшно подумать о том, чтобы куда-то сорваться и покинуть родную Италию, ибо эти двое, с трудом проводя в родном доме пару дней к ряду, умудрялись оставаться патриотами до мозга костей, и даже фыркали, если я пыталась заговорить с ними на английском практики ради. Мой главный страх это был, каким-либо образом разочаровать родителей, и скажите мне пожалуйста, в кого я была такой совестливой? Их же, в свою очередь, по-моему не особо заботили чувства и переживания собственного чада: слишком были поглощены работой.
   И уже я тогда мечтала о том, чтобы пойти на перекор собственным принципам. Просто зажить в свое удовольствие. Не думая о том, как хотела бы моя мать, чтобы я жила, или как бы хотел мой отец чтобы я жила. А именно так, как захочется мне, ни о чем не задумываясь, и не боясь кого-то разочаровать. Но с головой, естественно, а не так, как это умеет делать современная молодежь, полагая, что под "зажить в свое удовольствие" подразумевается "пуститься во все тяжкие". Хотя, не без этого, конечно... Тогда, будучи четырнадцатилетней девочкой я и подумать не могла, куда меня заведет жизнь, как все повернется, и как много преобразований внутри самой себя мне прийдется стремительно пройти всего за каких-то пять лет.
   Я слушала его очень внимательно, стараясь ничего не пропустить, и на губах моих безусловно сияла улыбка, а глаза радостно светились. Я поверить не могла, что такой человек, человек-птица, встретился мне на пути, и была страшно этому рада. Судя по всему, раз он сказал, что подобных выходных у него еще не было - это был его первый полет. Отчего восторгаться можно было еще больше: на первый раз всегда нужно набраться смелости и решиться! И я не знаю почему я тогда решила вывалить ему все свои "мечтания" на тарелочку с голубой каемочкой. Ему, постороннему человеку. Но наверное мне просто нужно было с кем-то поговорить? Сами понимаете, моих маму и папу мало волновало, о чем мечтает их собственная дочь - им казалось, что я получаю все что мне нужно для счастья, хотя деньги на карманные расходы и красивые платья никогда не казались мне чем-то таким, на чем это счастье можно построить. А тут такое чудо подвернулось - незнакомый мне человек, но совершенно теплый и хороший. Именно такое впечатление о нем сложилось у меня тогда. Я вообще любила общаться со взрослыми. Они такие... другие. Правда, бОльшую часть тех взрослых, с которыми я могла пообщаться, составляли родительские знакомые да партнеры по бизнесу, что меня мало радовало, так что такой компании, как Кит, я не могла не порадоваться с полна. Может быть, это он, так внезапно тогда появившийся на горизонте моей жизни, заставил что-то внутри меня екнуть и переключиться? Что-то, что привело меня к тому, что я буду иметь через долгие пять лет. Тогда, будучи ребенком, я не задумывалась о Судьбе и о том, что все люди встречающиеся нам на пути не бывают случайными, а теперь - теперь мне просто некогда об этом задумываться.
Но вернемся к диалогу, разворачивающемуся за столиком в джелатерии.
  - Несколько раз я ездила со своими родителями в командировочные поездки, поэтому была..мм.. В трех городах Франции, двух городах Норвегии, однажды в Польше, и мно-ого раз путешествовала по Италии - открыто вещала я, попутно слизывая сладкое мороженное. - Я люблю путешествовать, мне нравится смотреть другие страны и их культуру, и люди они все такие разные в разных точках мира! Очень интересно замечать их особенности. Вот например даже по Вам видно, что Вы - не итальянец. Поэтому я и стала учить английский, как по мне, это замечательный язык, с ним тебя могут понять практически везде, а это дает свободу. И побывать я бы много где хотела, все страны красивы и хороши по своему... Вообще, это наверное здорово, жить как Вы, то есть не отказывать себе в удовольствиях? Я бы хотела так же... - вздох мой был весьма неоднозначен: то ли от собственных сожалений, то ли от того, что процесс поедания мороженного весьма утомителен. - А стать я бы хотела хорошей мамой. - Слова, которые я выпалила практически не задумываясь, даже для меня стали почти неожиданностью. На самом деле, очень странно наверное они прозвучали из уст подростка, да и на самом деле я попросту никогда не задумывалась об этом. Единственное, что я знала на верняка, и понимала гляда на собственную мать - я не хотела быть такой же, как она. - Ну потом.. В будущем. Когда-нибудь. - В догонку пробубнила я, словно мне было неловко от собственных же слов, и снова принялась за свою сладость. Тогда я даже подумать и прикинуть не могла, что это "потом, в будущем, когда-нибудь" настанет не много-не мало, через пять лет и пару месяцев.

Я всегда завидовала людям, которые могут представить себе свою дальнейшую жить. Хотя, конечно, "Завидую" - не совсем верный глагол в этом случаи, он носит слишком отрицательный оттенок, как по мне, а я же завидовала как-то положительно. Радовалась, если кто-то рассказывал-распинался мне о том, кем он видит себя в будущем, и абсолютно не могла поступить так же. Вот правда - я совершенно не могла представить себя взрослой девушкой и уж тем более женщиной, которая уже достигла каких-то определенных вершин в жизни, у которой есть своя семья. Даже если и пыталась я мысленно состряпать себя взрослую - у меня решительно ничего не выходило. Я не видела себя ни студенткой университета, которая деловито носится с этажа на этаж и охотится за зачетами, не видела себя в качестве работника (ну вы посмотрите на меня, какой из меня вообще взрослый человек?) и уж тем более не видела себя в роли жены и матери. И знаете, тогда мне искренне казалось, что так, как было - будет всегда. Что я всегда буду таким вот ребенком, что на меня никогда не навалится взрослая жизнь... Не потому что я уповала на это и не хотела взрослеть, а просто потому что я не видела, как это. В моих представлениях вся моя жизнь словно обрывалась, и внутри сидело такое неприятное ощущение, будто будущего - нет. Это страшно на самом деле, и где-то в глубине души я понимала, что в этом призрачном будущем мне предстоит ничто иное, как долгие и нудные поиски себя. Предстоит как-то выбраться из этого болота и нарисовать себе свою жизнь, не имея к рисованию абсолютно никаких навыков.
  - Я не знаю - я легко пожала плечами и мотнула головой, совершенно по-детски отмахиваясь от подобного рода вопросов. - Ничего не думаю, я просто сижу и ем мороженное. - Для пущей убедительности своей безоблачности я замотала ногами и с усердием принялась за остатки вкусности.
   Благо, я успела проглотить очередной кусочек мороженного, прежде чем услышала его вопрос, иначе поперхнулась бы от неожиданности.
   На самом деле, я никогда не любила говорить о своей семье. Не потому что не любила их, и не потому что меня это как-то задевало - просто не любила. По опыту уже успела понять, что многие не понимают наших семейных укладов, и многим это странно, как можно маленького ребенка (моего брата) совершенно спокойно оставить на ребенка чуть постарше (на меня), которому при всем этом нужно ходить в школу, что грозит младшему совершенным одиночеством на целый день. Но для нас с Вильямом это было совершенно нормально, и вполне успешно практиковалось в нашей семье. Многим странно, как моя мать не боялась подобных экспериментов, а я же просто гордилась тем, что она мне доверяет и всячески старалась ее не подводить. Вообще, я всегда знала, что моя мать  - сильная женщина. Понимайте это как хотите, прямо или с иронией, но оставить двоих детей и уехать в командировку это многого стоит. Я бы так не смогла.
   - Да, все хорошо - я кивнула, для утвердительности собственных слов. Отвлекаться мне теперь было не на что, ибо мороженное не вечно, поэтому я глубоко вздохнула, и попыталась слепить слова в стройные предложения. - Мама на работе, папа тоже, а из школы я всегда сама хожу, не далеко ведь. Они всегда много работают. Но я привыкла.
   Мои родители очень много уделяли времени работе. Оправдывая себя тем, что мне же в будущем будет жить легче, если за спиной у меня будет прочная база. И я уже тогда злилась на них, заранее зная, что всего, чего я когда-либо добьюсь, я хочу добиться сама.
   А на мать я особенно злилась. Тогда мне - и это абсолютно естественно - безумно не хватало ее материнской поддержки и любви. Никогда у нас не было теплых и близких отношений матери и дочери, и меня это сильно обижало. Правда, в основном всякого рода обиды я держала в себе. Как потому, что закатывание истерик просто напросто не было моей фишкой, так и потому, что несмотря на весь негатив, я любила ее и боялась обидеть. Я даже верила, что и она меня любит, но просто выражает это как-то по-особенному.
   Потом, годам к шестандцати, все поутихнет, и мне станет практически все равно на то, какие у нас отношения: я буду просто тихо мирно любить ее где-то там, далеко в сердце, и принимать такой, какая она есть, уважать ее просто как мать. А к далеким восемнадцати до меня дойдет прозрение того, что даже за такое детство, которое у меня было, я должна быть ей благодарна. Так или иначе, всю мою жизнь она делала меня сильнее, и без нее я не была бы тем, кем есть. К восемнадцати годам я не буду зависима от нее, а это тоже, знаете ли, большой плюс.

Наверное у каждого человека присутствует в жизни такой человек, ко мнению и словам которого хочется прислушиваться, и что самое главное, слова которого априори являются справедливыми и правильными. На таких людей хочется равняться, с такими людьми хочется делиться и советоваться. Их принято называть авторитетами в современном обществе. Когда мне было четырнадцать, у меня такой человек появился. Им стал Кит. Совершенно внезапно, совершенно необоснованно, ведь я его тогда совсем не знала, совершенно непонятно и по каким-то неведомым причинам, но при этом - абсолютно безаппеляционно и стойко. Еще тогда, сидя в той маленькой уютной джелатерии и поедая мороженое, я поняла что мне нравится этот человек, что я даже доверяю ему так, будто бы знаю его всю свою жизнь. Это такое странное явление, которое случается порой и застает нас врасплох, когда мы начинаем испытывать к людям какие-либо чувства, не имея на то никакой абсолютно почвы и не получая предпосылок. Здравый смысл, логика, и прочие вещи которые идут с ними в комплекте к этому явлению никакого отношения не имеют - только наше внутренние наитие, ощущения, интуиция. И тогда, будучи ребенком, который смотрит на мир и видит его в абсолютных светлых тонах, я последовала этим чувствам слепо и бездумно, я просто приняла их, не задумываясь о последствиях. Он стал для меня авторитетом уже тогда, остается им и по сей день.
И наверное поэтому мне запомнились тогда его слова. Они словно выжгли сами себе на подкорковом слое, где-то там, среди извилин и борозд, отпечатались на веки вечные. Вот только приняла я их по своему, и извлекла самый оптимальный на м о й взгляд смысл. Мне навсегда запомнились эти слова, что я заслуживаю большего, только я никогда не кичилась этим, не кричала об этом на каждом углу, и не требовала к себе другого отношения, не пыталась заставить людей что-то изменить в себе только потому что я-заслуживаю-большего. Я просто стала идти к этому бОльшему сама, сделав для себя выводы, что если мы чего-то и достойны, то не должны ждать, когда кто-то принесет нам это на блюдечке со словами "кушать подано", а должны сами к этому идти и стремиться.
Тогда я решила для себя, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы заставить родителей относиться ко мне по-другому. Заставить не словами - а делом.

Мне было страшно ехать в Америку. Эти два огромных чемодана, с которыми я перебиралась на свое новое место жительства, вселяли в меня страх и навеивали ужас - глядя на них я понимала, что уезжаю не просто так, а в новую жизнь, туда, где мне многого предстоит добиться, туда, где либо ты - либо тебя. Понимала, улетать в Америку мне даже проще, чем возвращаться обратно в случаи чего - об этом "случаи" не было и речи, обратного пути у меня не было. Уезжала не на пару дней, а на целый жизненный период. В Америку. В Калифорнию, коронованную титулом "край сорванных крыш". А ведь тогда, четыре года назад, я и подумать не могла, что променяю на что-то свой любимый и родной Неаполь! Что променяю его на Сан-Франциско!
К слову, тогда я проявила удивительные чудеса халатности. Получив ответ из университета, в котором было радостной оглашено, что мисс Эстель Либерти зачислена в Голден Гейт, я ни разу не удосужилась съездить в Сан-Франциско. Не удосужилась как-то прозондировать почву, заранее устроить себе местечко, получить гражданство, которое пусть и не было первым в списке необходимостей, но наличие которого тоже не мешало бы. Я вообще в стране не появилась! Ни за месяц до начала занятий, ни за две недели, ни даже за одну. Я приехала на место тридцать первого августа, абсолютно сбитая с толку, и практически взмыленная количеством предстоящих дел. На начинающуюся следующим днем учебу у меня ничего не было оформлено и ничего не было готово.
И даже подруга, живущая во Фриско, не смогла помочь мне ни чем больше кроме как встретить меня с аэропорта и позволить оставить свои вещи у нее дома - а затем улетела по своим делам моя птичка. Мне же предстояла возня с бюрократией и прочими прелестями. Завтрашним днем начиналась учеба, а я даже университет свой еще в глаза не видела, и на порог его не ступала! Моя новая жизнь начиналась довольно весело и бурно. Я словно сразу заявляла Америке, фактически с ее порога, что настроена я решительно и отступать не собираюсь несмотря ни на что. Мой самолет еще не приземлился, но я уже тогда словно заявляла, что мне море по колено.
Всего за четыре года во мне накопился такой багаж личностных качеств, что себе представить трудно. Там были и смелость, и уверенность, и стремление, и невероятный запас силы, и многое-многое другое из всего того, что должно было мне помочь на моем новом жизненном пути. Пусть многие из них, из этих качеств, были еще на стадии только зачатков, но их было целое поле. И все благодаря одному только человеку, который до поры до времени, все те четыре года, не появлялся в моей жизни.
Найти университет оказалось не сложно, но вот на территории его я за секунды запуталась. Кругом было много народу, я даже не уверена, являлись ли они все студентами и вообще имели ли хоть какое-нибудь отношение к этому университету, но подойти к кому-то, дабы обратиться за помощью, у меня не было возможности. Они все, как муравьи в потревоженном муравейники, слишком быстро перемещались по разным траекториям, взволновано щебетали о чем-то своем и не обращали на меня никакого внимания. Америка, в ответ на все мои смелые заявления, в открытую показывала мне, что я тут - другая, что я тут - чужачка не на своей территории, и что с распростертыми объятьями ко мне здесь не кинется. Но я только гордо вздернула подбородок и зашагала дальше, легкой пружинистой походкой, держась абсолютно непринужденно. Я не собиралась сдаваться и все еще испытывала судьбу, в надежде встретить хоть кого-то, кто сможет мне помочь.
И судьба мне улыбнулась, подкинув молодого мужчину на скамейке. Тот, вроде бы, никуда не спешил, да и шипов-колючек на нем не было. И энергетика у него была другая - спокойствие и умиротворенность рядом с ним висели маленьким островком среди всего этого кипиша и постоянной толкотни да суеты. Кроме того, он даже, как мне показалось, обратил на меня внимание. Словом, он мне понравился, и я уверенно зашагала к нему.
- Здравствуйте! - уверенно обратилась к молодому человеку я, расплываясь в дружелюбной улыбке. Я вообще такая, улыбчивая. Милый добрый Неаполь, кой вырастил меня такой, из меня не вышибить никакими стараниями. - Извините, вы не могли бы мне помочь? Мне нужно в ректорат, но я абсолютно не ориентируюсь здесь и не понимаю, куда мне идти. - Логично, ведь чтобы получить карту и путеводитель, мне нужно было сначала попасть к ректора, ну или хотя бы декану. А как это сделать без карты и путеводителя?!
Но на мои вопросы не было обращено внимания. Мужчина только с места подскочил, и разглядывал меня. А когда я уже хотела было возмутиться, что мол я все понимаю, Калифорния, но так себя вести нельзя - тут меня словно током шарахнуло.
Он назвал мое имя. Память и воспоминания в голове зашевелились, нашептывая мне, что голос его мне знаком. И не только голос, но и весь он. Что-то неуловимо знакомое было в нем, что-то, что заставило встрепенуться внутри самые теплые и приятные чувства. Что-то, что заставило тут же как-то проникнуть к нему, я даже злиться в раз не смогла на него, хотя еще секунду назад была готова отчитать! Только с одним человеком у меня такое уже бывало в моей жизни, только к одному человеку я могла испытывать такое слепое доверие, и только один человек из всех моих знакомых взрослых мог называть меня Иской, вместо привычной Эстель. Это было абсолютно невероятно, невообразимо, уму непостижимо и совершено мне непонятно, но это было так - передо мной стоял никто иной, как..
- Кит? - выпалила я вопросом на вопросом, тем самым отвечая ему утвердительно. Я сняла очки и убрала их в карман, будто бы они мешали мне смотреть на него и убеждаться - он ли это. Хотя, сомнений в общем-то, не оставалось. - Не может быть! - это было по-детски чистое и счастливое "не может быть", а мордашка моя засияла как россыпь бриллиантов на ярком солнце. Я была безумно рада его видеть. Человека, которого знала один день когда-то четыре года назад далеким летом, я была рада его видеть так сильно, как, наверное, не радовалась даже своей подруге, что пару часов назад встречала меня в аэропорту.

- Кристиан..
   Эхом повторила я его имя, так осторожно, словно пробовала на вкус или отпечатывала у себе в сознании. Это было мое второе знакомство с ним, на самом деле. Восприятие мое немного изменилось за эти годы, наверное - капельку повзрослело вместе со мной. Я видела его в какой-то степени в другом свете, как-то иначе. Дети - а даже будучи четырнадцатилетним подростком, что уже не вполне является маленьким ребенком, я все же была им, этим ребенком - не всегда спешат дифференцировать людей на своих сверстников и старших. Обычно они предпочитают непосредственность в общени со всеми людьми любой возрастной категории, и как правило им это сходит с рук. Не могу сказать, что тогда я восприняла Кита, как человека, на много старшим меня. Подумайте сами: он сводил меня в джелатерию, угостил мороженным, и абсолютно непринужденно общаясь со мной, рассказывая что-то про свою жизнь и узнавая у меня что-то немного о моей. Он тогда сам не делал, казалось, акцента на нашей возрастной разности, и я по большей части последовала его примеру. Он был другим здесь, и сейчас. Взрослый человек, старший - и не только относительно меня, он стал еще старше, чем даже был тогда. Не могу сказать, что меня задело то, что он поправил меня, назвав свое имя - к слову, я слышала его впервые, потому что тогда он представился мне равно так же, как я и обратилась к нему пару минут назад - хотя прозвучи это без второй части предложения, было бы наверянка не вполне приятно. Кристиан - так Кристиан, но он все равно мне нравился и отношение мое к Кристиану ни на йоту не изменилось от того, что было к молодому человек со странным именем Кит. Я хотела было в ответ назвать свое полное имя, кое тоже не огласила ему пару лет назад, но мое нутро меня остановило и не дало выдавить ни звука. Посмотри на меня, как я Эстель? Я просто Иса, или даже Иска.
   Я повела головой немного в сторону, желая коснуться щекой его ладошки, но не вполне получилось. Зато с каждой секундой, что я находилась рядом с ним, на душе становилось как-то спокойнее и теплее. Сегодня, сходя с самолета в аэропорте и потом рассекая по улицам города, ища университет, сердце мое бешенно колотилось, а в голове была целая армия вопросов, которые требовали ответов, я волновалась и переживая, боясь, что мне будет трудно освоиться здесь, боясь что меня с моим дубовым итальянским менталитетом смоет волной куда-нибудь за пределы Калифорнии, и что мне придется не жить здесь - а выживать. Но теперь - теперь я отчего-то чувствовала, что не пропаду. Нет, не то, чтобы я сразу построила себе планы, как воспользуюсь своим знакомством с Кристианом, как напрошусь ему под крылышком и буду всегда по первому же пустяку звать его на помощь - нет, такого и в мыслях не было. Но просто, на интуитивном уровне, я уже знала, что все будет хорошо. Чувствовала, что у меня за спиной есть поддержка теперь и верила, что эта встреча - не случайная.
  - Помнишь, ты... - на мгновение я замешкалась, прикусывая губу, ожидая - поправит или нет? Возможно, здесь, на территории университет, мне следовало уделять больше внимания субордианции и не разбрасываться приятельскими словами по отношению к старшим, но, кажется, все было в порядке, меня не поправили - меня слушали. - Помнишь, ты сказал, что я заслуживаю намного большего? - не знаю, как у него, а у меня эти слова до сих пор звучали в ушах так, словно услышала я их только вчера, словно на них не было слоя были, скопившегося за четыре года. - Я решила доказать, что так оно и есть, вместо того, чтобы разбрасываться словами. - Я пожала плечами, испугавшись, что слова мои прозвучали немного заносчиво и пафосно, и потому теперь хотела сгладить это, так как вовсе не вкладывала в них столь самоуверенный и высокомерный оттенок. - И вот - я здесь. И ты тоже здесь -  улыбка, которая снова наползла на мое лицо, была не контролируемой. Впрочем, слава Богу, что из всего того, что меня тогда переполняло, неконтролируемой была только улыбка.
   Потому что мне страшно хотелось его обнять. Вот просто крепко-крепко, как обнимают самого близкого и дорогого человека, и как не свойственного обнимать тех, кого видишь всего второй раз в жизни. Но в этом вся я - моя душа, как на ладони. И я бы обязательно уже давно заключила его в свои ручки, если бы не боялась того, что сам Кристиан к таким широкаим жестам с моей стороны еще не готов. В конце концов, я его, считай, совсем не знала, и мне не хотелось его спугнуть и оттолкнуть от себя в первый же день, как снова обрела его в своей жизни.