Одна из моих черт, которую я мечтала искоренить, и жалела, что это не предоставляется возможным для меня - зависимость от людей. Я была существом до мозга костей социальным, пребывание в одиночестве предоставлялось для меня мучительным и даже убийственным. И это лишь одна сторона медали, то что я нуждалась в компании ради того, чтобы ощущать себя живой, вторая же сторона была еще плачевнее - я нуждалась в конкретных людях, в тех нескольких, которых можно пересчитать по пальчикам одной руки, к которым я была привязана всеми фибрами душами и без которых не могла протянуть дольше суток. Не буду сравнивать с нехваткой кислорода, это как-то слишком уж пафосно, но все же: без постоянных случайных столкновений в коридорах или на улице, без запланированных встреч в кафешке или парке, без постоянных телефонных звонков и текстовых сообщений я погибала, чувствовала себя безлико и опустошенно.
В журнале входящих вызовов в моем телефоне вот уже пару дней не появлялась мордашка моего ангела - одного из тех людей без которых нормальная полноценная жизнь переставала быть таковой. На мои сообщения он не отвечал, впрочем как и на телефонные звонки: мне оставалось либо давиться гудками, либо слушать его голос на автоответчике. Собственно, все голосовые сообщения, которая я оставляла после короткого сигнала, тоже оставались без внимания. В общем, как в воду канул, и я, со всей своей искренностью, от всего сердца и от всей души, с превеликим удовольствием винила во всем происходящем ту самую девушку, с которой мы тогда познакомились в парке. Если верить номеру в записной книжке, то имя ей Таша. Да, именно так. И вроде бы, с виду она не казалась такой уж тираншей, но знаете, девушки такие девушки, вроде милая милая, а заебывает только так. Ну природа у нас такая, что ж поделаешь. В общем, я списывала все на лютую ревность, и, несмотря на то, что я ее прекрасно понимала (сама была ревнивицей той еще, и сама бы я ее месте навешала люлей так что мама не горюй, ага,) - я страшно негодовала! Ну в конце-то концов, сам Бог велел делиться! Поэтому это даже как-то невежливо, захапать себе целого человека, и сидеть довольной, как слон. Ну, так думала я.
Преисполненная решительность таки дотянуть свои лапки до Энжела, я в очередной раз набрала его номер. Гудки, гудки, гудки, а затем - соединение прервано. Но, пф, я же сказала - я преисполнена решительности! Поэтому, не мешкая ровно ни секунду, я снова нажала на кнопку вызова.

Меня возмущало до глубины души что мне приходится до него дозваниваться, с вероятностью ответа не большей, чем если бы я звонила президенту Америки, да и еще, смею подозревать, если он мне таки ответит - то придется клещами из него вытаскивать причины такого поведения, а именно - игнорирования меня. Почему нельзя было просто поговорить, объяснить, и все такое, почему нужно было выкручиваться - хотя он даже не выкручивался, он просто делал вид что меня не существует! Я откровенно не понимала, с каких пор мы стали вдруг такими чужими, что я даже стала ощущать себя назойливой школьницей, обделенной мужским вниманием и бегающей за одним единственным юношей, который хоть как-то обращал на нее внимание, а затем вдруг резко оборвал все связи. Согласитесь, это крайне неприятно, когда от тебя по неизвестным причинам отворачивается человек, которого ты считала одним из самых близких.
Слушая монотонные звуки я была готова отправить телефон отдыхать на рельсы. Или запустить в полет в космос. Ну или хотя бы на покорение противоположной стены. Или! Или сделать из него электрический коктейль в блендере. В общем, всегда находится крайний, на которого сваливаются все грехи - и в данном случаи мой бедный аппарат был обвинен в том, что ангел мне не отвечает, именно поэтому я придумывала для него всякие карательные меры. Клянусь, я бы смыла его в унитаз чтобы тот попутешествовал по калифорнийским канализациям, если бы в следующее мгновение гудки не сменились голосом. Таким... Неэнжеловским голосом.
О том, что у моего дражайшего ангела-веселителя есть младший брат я краем уха кажется что-то слышала, но ни разу не видела это создание во очию. И немало удивилась когда на звонок ответило именно чудо младшее, а чудо старшее, которое я рассчитывала услышать.
Пока тот бодренько представлялся, лепетал что-то о том, что Энжи не может подойти к телефону, я молчала, мысленно уже подбирая варианты, которые последуют далее. Телефон дома оставил? Спит беспробудным снов уже третьи сутки, аки спящией красавец? В ванной моется или в туалете сидит уже битый час? Умер, услышала я в трубке и поняла, что моя фантазия, однако, весьма и весьма жалка.
Стоп! Мне показалось, или малыш (малыш, пупсик, как хотите, я любила всякие такие сладкие словечки, ага) только что заявил о смерти собственного братца? Нет, ребят, ну вы чего, чушь же какая-то! Как человек может умереть за те несколько дней, что я его не видела?? Хотя, по сути как... как обычно, оп, и все. Как говорится, да, человек смертен, но это еще полбеды - беда в том, что порой он внезапно смертен. А вообще, тьфу на вас, глупые мысли, которые сковали меня до такой степени, что даже язык онемел (и это послужило моему затяжному молчанию в ответ), никто не умер. Ведь да? Такого же не может быть!
- Умер? - переспросила я, наконец совладав с самой собой, и в моей интонации явно слышалось что-то вроде "малыш, ты сам-то услышал, что сейчас сказал?"

Лучше бы мне сказали что угодно другое, такое, что могло бы ранить меня в самый тот орган, который кровь качает, чем то, что мне реально говорили. Я была готова услышать в трубке что-то о том, что он не хочет меня видеть, или, ну не знаю, женится на моей лучшей подруге, или что я просто его достала и он хочет отдохнуть от меня, или что ему та его девушка не дает со мной общаться, ну вы поняли, что угодно, лишь только это не было плохо для него самого, что угодно, но только не те слова, которые Аарон упорно пытался складывать в единое целое, борясь то ли с растерянностью, то ли с расстройством, мне было сложно разобрать его эмоции, свои зашкаливали до нереальных показателей. В голове у меня уже толпилась сотня вопросов - как? когда? какая авария? где? во сколько? почему мне сразу не позвонили? на сколько сильно он пострадал? почему мать вашу МНЕ НЕ ПОЗВОНИЛИ СРАЗУ и что говорят врачи? ну вы поняли, вопросов была масса, и все они в панике метались где-то внутри, не находя выхода, по скольку я была слишком огорошена новостью, которой меня одарил любезный младший братик, что не могла даже заставить себя произнести хоть какой-то звук. Да, я всегда была восприимчивая, эмоциональная, и ранимая, поэтому считайте, что новость меня парализовала от и до. Я, наверное, даже не моргала. Кататоники и те краше, чем я сейчас.
Так ничего и не ответив ему, и даже нажав на кнопку отключения вызову после того, как мне назвали адрес больницы и номер палаты (разве что-то еще более важное он мог мне сказать? нет, так что и не нужно грузить больше мой прихуевший мозг), я судорожно нашла какой-то листок, ручку, и накарябала это адрес, боясь его забыть. Логично было бы позвонить Амбрелле и попросить ее поехать со мной, не зря ведь говорят, что людей, подверженных сильному шоку, нельзя отпускать куда-либо одних. Не зря говорят, да, потому что каким образом я добрела до остановки и каким образом я вообще сообразила, в какую сторону мне ехать и на чем до туда добираться, я не знала. Наверное, на автопилоте, как запрограмированная добраться до определенного места.
Мысли создавали кавардак в голове, скакали в разном направлении и сталкиваясь друг с дружкой, перемешивались. В общем, что угодно происходило там, у меня в голове, кроме одного - никак не укладывалось, каким нахрен макаром авария?! Впрочем, это ведь нормальная реакция, да? Когда человек узнает о том, что состояние его плохо и что он умрет, то он проходит пять стадий принятия - отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение. И пусть тут ситуация была иная, механизм, походу, был мало отличен. Я же была на первой стадии, на отрицании случившегося, убеждая саму себя, что подобного не могло произойти, только не с Энжелом.

Водитель такси, в которое я нахально запрыгнула, не оброня ни слова приветствия или пожелания хорошего дня, отнесся ко мне даже с какой-то нежностью и теплотой, что ли. Впрочем, я была настолько разбита и подавлена (ну я вам уже говорила, что краше в гроб кладут), что наверное у любого самого черствого человека могла всколыхнуть глубоко зарытые чувства сострадания и прочих милостей. Протянув ему бумажку с адресом и получив согласный кивок мол "буит сделано, мадам", я откинула голову на спину мягкого сиденья и закрыла глаза, надеясь потеряться на все то время, пока мы едем -  в дороге, знаете, мысли обычно одолевают сильнее, всю жизнь свою кротом перероешь, прикопавшись к каждой незамеченной ранее мелочи,  пока куда-то едешь, но заниматься самоанализом или анализом сложившейся ситуации мне вовсе не хотелось, и без того было тошно.
Потеряться, правда, слабо получалось, если не сказать что не получалось вообще. Перед глазами возникали всякие далеко не радужные картинки, ибо мое растревоженное сознание пыталось (на самом деле, я не знаю, что оно пыталось сделать и какими были его намерения: разбить меня еще больше, или же успокоить) рисовать всевозможные варианты того, что могло приключиться с моим ангелом. Ну аварии они сами понимаете, разные бывают, и вспоминая тот случай с Эриком мне медленно, но верно, начинало казаться, что все аварии без исключения заканчиваются трагично, в стиле самых мыльных мелодрам, с трубками и аппаратами искусственной вентиляции легких. Впрочем, я пресекала любые такие мрачные мысли, обрубала их на корню, и убеждала саму себя (при этом, морща носик, будто это могло как-то помочь) в том, что к блондину судьба была более благосклонна и лишила его возможности поваляться в беспробудной коме. Так что, плохие мысли, заткнитесь, ать-два. И все то меня раздражало, знаете. И этот ремень безопасности, который я законопослушно пристегнула, и эта музыка, тихо доносившаяся из магнитолы, да и ехали мы будто бы с черепашьей скоростью. Нервы, что с них взять. Так или иначе, если верить моим часам, то до больницы мы добрались не много не мало - через полчаса примерно. Расплатившись с таксистом я даже буркнула слова благодарности и поспешила в здание, которое веяло чем-то весьма неприятным одним своим спокойным белым видом.
У врача я видимо тоже вызвала неимоверный прилив нежности (ну или чего там, сочувствия, сострадания, жалости, не важно), но упрашивать его долго чтобы меня пропустили в палату интенсивной терапии не пришлось. Тот даже любезно накинул на мои плечи белый халат, одарил ободряющим взглядом, в котором кроме того читалось нескрываемое беспокойство, и скрылся из виду, давая мне возможности собраться с мыслями прежде чем я решилась бы переступить порог палаты.

К такому нельзя подготовиться. Сколько не настраивай саму себя на волну "ты можешь увидеть все, что угодно", сколько не стряпай у себя в голове ужасающие картины - предположительные варианты, которые могли бы подготовить тебя к удару, сколько не думай о том, что последствия бывают разные, никогда не сможешь по истине быть готовой увидеть дорогого тебе человека в палате интенсивной терапии после аварии. Ну нельзя, нельзя быть готовой, сколько не уговаривай саму себя, все равно последует удар, шок, оцепенение, онемение, потеря дара речи и ориентации в пространстве. И ключевые слова во всем этом всего-навсего "дорогой человек". Тот, которого боишься потерять. Тот, потеря которого становится не просто страхом - а настоящей фобией. Сколько не подготавливай саму себя, увидеть такого человека в больничной койке - пусть даже он будет лишь немного ранен, будет лишь немного пострадавшим - это как получить обезоруживающий удар. Все внутри сожмется и заледенеет. Это естественно и нормально в тоже время, как и противоестественно.
Казалось бы, я была подготовлена на все сто процентов. Я понимала, что он может быть в каком угодно состоянии (а врач то так и не удосужился мне ничего сказать), понимала, что будет больно, настолько, словно у меня есть эмпатические способности. Вроде бы все понимала. Но, когда сделав глубокий вдох и резко распахнув дверь я вошла в палату, вся моя "броня" мелкими клочьями полетела на пол, оставив меня абсолютно беззащитной.
Человек, практически весь перебинтованный-загипсованный, и вроде бы, без сознания, так как на мое появление не было оказано ровно никакой реакции. Мерное пиканье аппаратов (ну вы знаете, в интенсивке все под аппаратами, которые следят за гемодинамическими показателями) и его ровное дыхание. Может быть, он просто спал, я не знаю, а определять по аппаратам в сознании человек или нет я просто напросто не умела. В общем, я не увидела ничего хуже того, что могла напредставлять себе в своей головке, я не увидела, но я ведь говорила, что подготовиться невозможно. В первые мгновения сердце просто екнуло подозрительным предчувствием и запротестовало, что не может такого быть, что не мог мой ангел так покалечиться, и что это не он вовсе. Не он, и все тут, не-он. Так что у меня возникло желание просто напросто убежать, но вот ведь черт, я же была немного в шоке, стояла как вкопанная, смотрела на лежащую фигуру, и казалось что даже кровь в жилах застыла, тоже повергнута в шок. Да к тому же, к чему врачам было меня обманывать, и вешать на дверь фальшивую табличку? Я не знаю, кто вопил больше - мозг или сердце, но смириться с тем, что имеем, мне все таки пришлось, поэтому в следующее мгновение после протеста (а я, если вы не успели заметить, уже прошла первые три стадии - отрицание, гнев, и торг, поэтому переходим к четвертой) пришла неприятная щемящая боль, смешанная с чем-то вроде невменяемости: чувства лезли на первый план, переграждая здравый смысл и затмевая все сознание.
Медленно, будто с опаской, и практически в такт с мерным пиканьем аппарата что отражал сердцебиение, я подошла к постели и присела на стоящий рядышком стул, выпрямив спину, вытянувшись по струнке. Я много раз видела, как это происходит в фильмах: очень трогательно девушки сидят возле кровати, неотрывно вглядываясь в любимое лицо, заключив его руку в свою теплую ладошку и поглаживая ее. Из меня, наверное, была плохая героиня таких мыльных опер, по скольку мне просто напросто не хватало духу взять его за руку и даже посмотреть на его лицо больше того одного мимолетного раза. Вот нехватало духу, и все тут, поэтому я просто сжала кулачки, смяв платье на своих коленях. - Хээй. - это, наверное, психология? не редко, а вернее всегда, люди начинают разговаривать у койки дорогих им людей. Так, наверное, легче это все переживать? Не знаю, но я не могла просто молча сидеть. К тому же, как я уже говорила, чувства, они лезли наружу. И, плохо конечно пользоваться таким положением, но сейчас у меня была шикарная возможность все ему рассказать. Ведь некоторые говорят, что даже если человек в коме - он может как-то слышать, или воспринимать, если с ним разговаривают. - Это нечестно. Зачем ты меня одну оставил, м? - я говорила тихо, и где-то на уровне здравого смысла, которому был перекрыт доступ кислорода, я понимала, что в этой болтавне нет никакой необходимости, но я не могла остановиться. - Ты поправляйся скорее, я ведь скучаю по тебе, хоть на стенку лезь. Да что там скучаю... Мне тебя здорово не хватает. Ты ведь мой самый близкий друг... - я сделала паузу. Как-то особенно тошно и противно мне стало от этого слова, от этой лжи, как-то особенно остро я ощутила насколько мне надоело прятаться за этой маской "друг", врать и притворяться. Готовьтесь к исповеди, меня прорвало. - Хотя какой ты мне друг, - с умешкой пробормотала я и впилась взглядом в своим колени. - О друзьях не думают по двадцать шесть часов в сутки - нет, это не оговорка, это так, для усиления смысла, - Друзья по ночам не снятся, друзей не хочется постоянно держать за руку в надежде никогда не отпускать, и друзей не ревнуют к их девушкам. Но я не собираюсь встревать между вами... Пусть уж лучше ты мне другом будешь, чем тебя не будет у меня вообще, я же уже даже забыла как это - без тебя. - что правда, то правда. Те пару дней, пока от него не было ни звонка и сообщения, я была сбита с толку и не знала, как мне себя вести, что делать дальше, и что к чему в этой жизни вообще. Лирика, мать ее, рано или поздно она всегда всплывает наружу.

Вот знаете, правду говорят, стоит выговориться, и тут же становится легче. Кто бы знал, как меня достало притворяться тем, кем я не являюсь, говорить что-то, переворачивая смысл, чтобы вышло так, как нужно а не так, как хочется. Сейчас я решительно не понимала всех тех героев, которые готовы быть для пассии "кем угодно", лишь бы просто быть рядом - это же невыносимо, это же такая мука, которую словами не описать! Хотя, соглашусь, лучше уж как-то, чем вообщем никак. В общем, камень с души свалился вместе с последним слетевшим с моих губ словом, и плевать, что когда он поправится, все начнет по новой - то уже хоть будет новый камень нарастать, а не увеличиваться уже существующий. Впрочем, кто знает, может быть, сказав ему все однажды, я смогу сделать это еще раз, но уже глаза в глаза? Будем считать это первой и единственной, генеральной репетицией, до поры до времени. А пока... Я, наверное, еще многое бы сказала, не стой в горле, на пути всех слов, такой неприятный режущий комок, поэтому даже на пока что - это все. Никогда не была сильна в исповедях.
Да, все-таки, херовая из меня героиня трогательных мыльных опер, направленных на то чтобы пробивать на слезы многочисленных домохозяек, упивающихся просмотром. На экране все так красиво, нежно, умилительно, что невольно на слезы расщедришься - если не из-за трагичности ситуации, то из-за того как она шикарно обставлена уж точно. А я что? А я не знала, абсолютно не знала, куда себя деть. Куда смотреть, что делать, чем занять собственные вспотевшие и похолодевшие от волнения руки, которые уже измяли бедное платье, не знала, к чему прислушиваться, о чем думать, и как даже дышать, чтобы было правильно. Как-то потеряно и опустошенно я себя ощущала, словно маленький ребенок, потерявшийся в огромном мире. Эти чертовы белые стены больницы, они всегда так удручающе действуют, что апатия тут же опускает на твои плечи свои грязные загребущие ручонки? Все, что мне оставалось делать, это сидеть, чувствуя как напряжены все мышцы вытянутой в струнку спины, и прислушиваться к тикающим на стене часам, считая секунды и иногда ловя себя на полном не понимании, как долго это будет продолжаться, как долго мне тут еще сидеть. А встать и уйти как-то сил не было. Опустошенность, не только моральная, но и физическая.
Дверь за моей спиной осторожно распахнулась, и я была уже готова воспеть оду этому врачу или медсестре за то, что они спасли меня от этого жуткого рутиного одиночества, затягивающего в бездонную трубу апатии и меланхолии, была готова закидать их вопросами, весьма стандартными, и так же была готова к не менее стандартным ответам, которые любой медработник знал как азбуку заранее и наизусть. Я была готова ко всему, кроме того, что на самом деле случилось. Вашу мать, да сколько можно?! Сколько можно заставлять меня чувствовать себя уязвимой до предела, сколько можно ТАК играть на моих нервах?! Они, в конце концов, не струны в арфе, их нельзя купить в каком-нибудь прилавке и заменить новенькими, крепенькими, выносливыми, как прежде! Не успела я отойти от первого шока, как мне тут же пришлось вытерпеть эту шокотерапию повторно. Дальше - некуда, казалось мне еще несколько минут назад. Оказалось, есть. Словно ошпаренная я соскочила со стульчика и резко развернулась лицом к двери, услышав до боли знакомый голос, подумав по началу, что совсем уже спятила. И тут-то получила удар. Такой, знаете, удар ниже пояса.
Он. Стоял. На пороге. Палаты. Живой. Целый и невредимый. Без единой даже царапинки. На пороге стоял Энжел.
Считайте что меня смыло волной. Цунами из смешанных и зашкаливающихся чувств. Они сменялись стремительно, но я все же поспевала уловить каждый тон в отдельности. Сначала пришла радость, ликование, желание броситься на ему на шею с визгами о том, что он жив (ну да, а то он-то сам не знает, то-то удивится, когда я ему скажи), и что это очень здорово. Нет, ну сами представьте, все то нервное напряжение, которое копилось во мне с того самого момента как я услышала в трубке голос Аарона, разом схлынуло, унеся все тревоги. Слишком резкий эмоциональный перед, слишком четкий диссонанс, слишком яркий контраст. Мне было тяжело с этим справиться, и поэтому я застыла, глядя на парня испуганным, непонимающим и ошалевшим взглядом. И чувствуя, как постепенно все мое ликование сменяется чем-то близким к злости, обиде, отвращению. Так, словно меня разыграли, и я повелась будто бы маленькая жалкая первоклассница. Так, будто бы весь мир - ну пусть не мир, а вся больница - были в курсе о том, что с моим ангелом все я порядке, а я одна, как идиотка, поверила его братцу. Это так мерзко, что словами не передать. Пару раз раскрыв рот, как немая рыба, я наконец-то совладала с собственным голосом, но в тоже время подивилась - неужели я вообще способна разговоривать? Думала, шок меня доканал окончательно, ан нет, оставил еще немного, чтобы это, видимо, сделал сам Энжел. - Ты... - я говорила тихо. Не потому, что понимала что я в больнице и добросовестно не хотела шуметь, а потому что так просто получалось. - Ты... Ты считаешь... что это... было смешно?! - мне стало так противно находиться здесь, в этой палате (я ведь как идиотина сидела возле абсолютно незнакомого мне человека, да еще и душу ему изливала!! нет, он конечно ничего не слышал, но все же, это гадко) и поэтому я выскочила из нее, оставив халат где-то в ногах незнакомца. - Галахер, ты вообще в своем уме, нет?! - мне настолько хотелось убраться отсюда подальше и поскорее - от палаты, от больницы, - что я неслась по лестнице вниз к выходу, оставив блондин позади,  так быстро, что был риск просто напросто навернуться (твердую землю под ногами я слабо ощущала). - Я понимаю, ты любишь приколы, шуточки, и все такое, но ТАКОЕ даже для ТЕБЯ уже слишком!! - а вот и голос, прорезался наконец, мой миленький.

Меньше всего на свете мне хотелось сейчас выслушать его объяснения, которым я даже не знала, смогу ли я верить. Не буду говорить, что я не знала о такой особенности энжеловского характера, как пристрастия к сказкам да байкам, которые в пору на природе у костра рассказывать, отправляя в рот очередную запеченную зефиринку, но никогда я не думала, что он может зарыться так глубоко, чтобы ложь приобрела такие масштабы. По-крайней мере, по наивности своей, мне хотелось верить, что я смогла стать тем человеком, которого глобальные басни блондина могли бы обойти стороной, тем человеком, которому ему как минимум просто-напросто не захочется врать. Но что тут скажешь - губозакаточная машина в моем арсенале явно не была бы лишней, как и умение не идеализировать любимых людей, не придавать им тех оттенков, от которых в суровой реальности они так далеки. А ведь это обидно, знаете, получать такие вот моральные оплеухи в виде "невинных" шуточек, от дорогого тебе человека. В сотни раз обиднее чем терпеть подобное от кого-то рядового, не столь важного в твоей жизни.  В общем, все мои надежды, что я заслужила хоть немного честности и искренности, рухнули быстрее чем рушится песочный замок под набегающими на берег волнами. Меня это задевало до глубины души. Задевало каждую фибринку этой самой души. И говорящие во мне инстинкты самосохранения и самооберегания от очередной порции боли диктовали мне лишь то, что нужно поскорее убраться от этого парня подальше (это так паршиво, когда изнутри разрывают противоречащие чувства - желание и нежелание видеть его, слышать, и просто быть рядом... это сводит с ума и запутывает тебя, как запутываются наушники в кармане), заползти в какую-нибудь норку, и еще долгое время зализывать ранки.
Но разве могла я просто убежать от него? У меня на это не было как минимум физических данных, поэтому в скором времени меня настигли, переградив дорогу так неожиданно, что я чуть было не врезалась в него. И о эти многообещающие слова! "Это не то, что ты подумала!" Как много интересного начинается именно с этой фразы. Это только выглядит, что мы любовники, на самом деле мы друзья, и я вовсе не изменяю тебе, это не то, что ты подумала! Это только выглядит так, будто мы занимаемся сексом, а на самом деле, мы моем посуду, так что это не то, что ты подумала, дорогая! Я вовсе не хотел подглядывать, как ты переодеваешься, просто дверь перепутал, так что это не то, что ты подумала... И много других интересных вариаций.
Случайно. Как можно говорить о случайности, когда на двери палаты висела табличка с его именем? Однако я не успела и рта раскрыть, чтобы повозмущаться по этому повода, как следом мне в ушки потекла такая ахинея, которую я едва ли могла усваивать. Похоже, если следовать словам Галахера, я упустила что-то в собственной жизни, более того - упустила что-то в собственной голове. Я знала то, чего не знала, и о чем вообще впервые слышу. Ей-богу, я ощущала себя главной героиней какого-то розыгрыша, в котором имеется куча подставных людей и теперь они, блестяще сыграв свои роли, сидят за кулисами, и наблюдают за моей реакцией.
- Что? - переспросила я на удивление спокойным, тихим, но дрожащим голосом. - Так ты... вы... вы не... - это такое ощущение, то что на моих ушах скопился годовой запас лапши. Голодуха мне теперь точно не грозит! - Прекрасно. Ты, ты вообще когда-нибудь говорил мне правду? - я не кричала, нет. Мой голос был тихий и ровный, по тону немного выше чем обычно, а глаза поблескивали от скопившихся в уголках слез. Я упустила тот момент, когда комок в горле трансформировался в эти самые слезки, ну а чего вы хотели - мне столько раз ездил по ушам любимый человек, что это даже еще более неприятно, чем получить отказ на исповедь в своих чувствах. - Знаешь... - я закусила губу, как обычно это делаю когда нервничаю, переживаю, или испытываю еще какие-либо захлестывающие эмоции. - Меня это так достало. Ты постоянно выкручиваешься, постоянно врешь, и я уже не знаю каким твоим словам можно верить, а каким нет. Поэтому... - я сделала глубокий вдох, по скольку то, что я собиралась сказать... это было сложно для меня. - ...поэтому не подходи ко мне больше, ладно? Я устала быть наивной дурочкой, которая верит во все, что ты ей говоришь. - тут можно было покричать и врезать пощечину для большей эффектности, но мне было как-то не до всего этого фарса. Обойдя его, застывшего передо мной, я быстрым шагом направилась прочь из больницы.